— Уверяю, Лихнис, они нашли способ. Перемещение в межзвездном пространстве трудности не представляло — Предтеч, как и нас, устраивала скорость, максимально близкая к световой. Две тысячи лет на полет вокруг галактики? Если привыкнуть, не так уж это и много. А вот путешествие на Андромеду или в другую галактику Местной Группы — совсем иное дело. Там счет ведется на миллионы лет. Мы, мать вашу, существуем шесть с половиной миллионов.

— Хватит на полет к Андромеде и обратно.

— Вот именно. На второй полет времени недостаточно, даже если бы мы хотели его совершить. Предтеч это не устраивало, поэтому они пробили червоточину между двумя галактиками. После их исчезновения червоточина не исчезла — осталась неиспользуемой, но функционально исправной. Во времена Первых Роботов никто не понимал, что она собой представляет. Лишь когда их истребили, нам открылось назначение портала.

— Так Первые Роботы удрали на Андромеду через червоточину?

— Тепло, но не горячо, — с улыбкой отозвался Калган. — На Андромеду они удрали исключительно своими силами, на субсветовой скорости. Разумеется, речь о небольшом числе уцелевших. Долгое время никто не беспокоился, что Первые Роботы сбежали, а Линии не могут их выследить и добить, — уцелевших следовало бы уничтожить, хотя большинство погибли случайно. Они полетели на Андромеду. Догнать их мы не могли, зато могли выбросить из головы. Пусть летят куда угодно — у нас своя галактика, у них своя. Никто не ждал, что они выживут и начнут выкидывать фокусы.

— Пустошь… — вырвалось у меня.

Калган кивнул с самым серьезным видом:

— До тех пор Первые Роботы никого особо не беспокоили. Они не подавали признаков жизни, и вся галактика считала Андромеду необитаемой. Но вот появилась Пустошь, и мы поняли, что ситуация изменилась.

— Так что такое Пустошь?

— Доказательство того, что червоточину расконсервировали. С момента ее появления Дом Солнц вел бой сразу на двух фронтах. Следовало, во-первых, скрывать данные о геноциде от людей-машин, во-вторых, предотвратить возвращение Первых Роботов. Законсервировать червоточины мы не могли — это выше наших возможностей. Утешало, что невредима звездамба, наш последний и единственный рубеж. К счастью, этого хватало. Мы не сомневались: ее не прорвать. Раз дамба сдерживает энергию сверхновой, известным Линии оружием ее не пробить. Дамба справлялась — с тех пор, как появилась Пустошь, за ее пределы ничто не просочилось.

— А теперь?

— Пораскинь мозгами. Каскаду с Каденцией нужен ключ, чтобы пустить Первых Роботов к нам в галактику. Поэтому архиважно их остановить. Речь не о парочке злобных роботов, просидевших в ящике пять миллионов лет. Их там целая галактика. Роботы спят и видят возвращение. По-моему, не стоит рассчитывать, что они будут настроены мирно и доброжелательно.

— Мы очень постараемся их остановить, — снова пообещал я.

— Но жизнью Портулак ты рисковать не станешь.

— Ты собирался убить ее. Только на исход операции это не повлияло.

— Лихнис, у меня был только один корабль, а у вас четыре. Хотя мне-то какая разница? Я рассказал вам все, о чем знал, не потому, что мне небезразлично, как вы ко мне относитесь, а потому, что вы должны понять, как важно остановить «Серебряные крылья». Свое дело я сделал, можете меня убить.

— Похоже, ты полностью с этим примирился, — заметил Горчица.

— Разве у меня есть выбор? Даже с активированной защитной оболочкой эта капсула не выдержит массированный обстрел.

— Не выдержит, — пожал плечами Горчица.

— Тогда пусть расстрел будет быстрым. Я погружусь в стазис и ничего не почувствую. Делайте со мной что хотите.

— Ага, сделаем, — кивнул Горчица.

Калган потянулся к невидному нам пульту. Зажужжали ограничители, плотнее прижимая его к креслу. Калган напрягся, словно ждал удара током. Раз! — и вокруг него сомкнулся красный кокон поля стазиса.

— Хотите, жребий бросим? — предложил Горчица.

— Кому его казнить? — спросила Пижма.

— Кому везти его на Невму. Одному из нас придется оставить погоню и вернуться домой. Калган утверждает, что рассказал все, но мы же не можем поверить ему на слово.

— Согласен, — кивнул я.

— Не то чтобы я против погони, — начал Щавель, — только из «Бурана» уже выжаты все соки. Если «Серебряные крылья» увеличат псевдотягу, толку от него не будет.

Он взглянул на летевшую с ним Лебеду. Судя по выражению лица, она с ним соглашалась.

— Пусть Щавель возвращается, кому-то же нужно. Думаю, тем, кто не хочет преследовать «Крылья», стоит переброситься на «Буран» при первой же возможности. По большому счету переброситься стоит всем. По скорости «Лентяй» не уступает ни одному из уцелевших кораблей. Вам незачем тащиться через всю галактику.

— Я бы лучше тебя проводила, — сказала Пижма.

— И я тоже, — эхом отозвался Паслен после небольшой паузы.

— Тогда я отвезу Калгана на Невму, — заявил Щавель. — Одному из нас нужно вернуться и рассказать нашим о случившемся. Сигналу они до конца не поверят, а если увидят меня во плоти, непременно послушают. — Щавель выделил мое имаго и заглянул мне в глаза. — Я скажу, что Портулак — молодец и ты, конечно, тоже. Я объясню скептикам, что они не правы.

— В один прекрасный день она сама их убедит. Удачи, Щавель. Возвращайся на Невму и помоги Линии сплотиться. Какое-то время мы наверняка будем не на связи. Только мы Горечавки. Рано или поздно вы придумаете, как послать мне весточку.

— Не сомневаюсь в этом ни секунды.

— Я тебе немного завидую, — признался я.

— Соскучился по поющим барханам Невмы?

— Нет. Я бы дорого отдал, чтобы увидеть лицо Калгана, когда его выведут из стазиса. Особенно если разбудит его затачивающая ножи Волчник.

Отсек с белыми стенами за моим оконцем был неподвижен, как картина. Порой глаза якобы ловили вспышку сублиминального движения, но скоро я научилась не доверять им. При нынешней кратности сжатия времени Гесперу пришлось бы не шевелиться часами, чтобы мои органы чувств его зарегистрировали. Да и откуда уверенность, что человек-машина до сих пор на ковчеге? Если камера не выпустит меня из-под контроля, как не выпустила сразу после активации стазиса, я вполне могла здесь умереть.

Черная мыслишка нарезала тысячный или десятитысячный круг у меня в голове, когда спокойный голос камеры объявил о скором возвращении к реальному времени.

«Текущая кратность сжатия, один к ста тысячам, плавно уменьшается. Стабильность поля оптимальная».

Кратность понизилась до тысячи, нескольких сотен, десятков, потом поле выпустило меня. Ограничители ослабли — я смогла вытащить руки и ноги из обручей и повернуть голову. Шея и спина словно окаменели. Не люблю я стазис.