и тогда, если убийца еще не ушел, Гейб схватит этого человека и допросит; а если убийца уже ушел, Гейб будет искать улики; скорее всего, Дома не будет на месте, и тогда они поищут его личные вещи, чтобы Алистер его выследил.

Гейб был готов ко всему, но только не к комнате, которая выглядела так, словно в ней никто никогда не жил.

***

— Вы и не представляете, как хорошо заживете на Западе, док. — Дом резко свернул на летное поле. Если бы не ремень безопасности, Максим Соколов не удержался бы на сиденье, а так только резко выдохнул. — Извините.

— В Ленинграде водят и похуже, — медленно произнес Соколов по-английски. — Да и на войне.

— Вы отлично справляетесь, док. Отлично. Вы превосходно впишетесь. И у нас есть все, вот увидите. Свобода. Хорошая выпивка. А женщины! Какая женщина сравнится с американкой! Всего несколько часов.

— Это если удастся сбежать. — Соколов оглянулся в сотый или трехсотый раз за поездку — по скромным подсчетам. Может, он не привык, что в него стреляют, может, нападение на конспиративную квартиру его напугало, мало ли что. Но ради всего святого, когда в вашем черепе сидит вечный элементаль, можно предположить, что вы не будете таким пугливым. Господи Иисусе.

И все же, не желая дразнить Носителя, Дом сказал:

— Я понимаю, правда, весь этот исторический пессимизм. Полезный навык, особенно там, где вы жили. Но вы на пути в лучший мир, друг мой. — Не снимая перчатку, Дом вынул изо рта сигару и указал зажженным концом на край летного поля, где стоял грузовой борт, разогревая двигатель. — Видите? Вот наш самолет.

***

Пустая квартира — не то слово. Пустой нужно оставлять конспиративную квартиру, когда покидаешь ее. Однокомнатную квартиру Дома явно вычистили. Полы сверкали. Ни пылинки в углах. Голый матрас вонял хлоркой. Никаких картин или фотографий на стенах. Никакой одежды в ящиках. Едкий запах паленых волос наполнял помещение. Гейб отследил этот запах до сверкающе белой ванной. Зубная щетка, набор для бритья — ничего нет, будто их и не было. И занавески над ванной тоже. Пепел лежал на дне ванны, несколько угольков еще тлели. Гейб ткнул их носком ботинка: остатки одежды и простыней. Костюм из верблюжьей шерсти, который носил Дом. Все, что нельзя забрать.

Из-за огня ванна должна была бы треснуть, но этого не случилось. Судя по копоти, языки пламени поднимались вверх на треть метра, а потом будто встретили невидимую стену.

Гейб осторожно вышел из ванной в комнату, миновав плиту.

— По крайней мере, он оставил нам подарок. — Алистер поднял с подоконника сигару, будто она могла его укусить. — Не его марка, хотя вполне могу ошибаться. Не сомневаюсь, что это шутка, учитывая его тщательность в остальных делах.

— Это ненормально, — сказал Гейб, — все это.

— А что нормально? — Алистер покрутил сигару между пальцев. — Так бы я и поступил, если бы хотел, чтобы волшебники меня не нашли. Тщательно все зачистить. Убрать все следы, с помощью которых можно установить симпатическую или... — с ноткой юмора, который Гейб не разделял в этот момент, — синекдохальную связь, как вы говорите.

— Они сожгли простыни в ванной. — Он не мог заставить себя сказать «он», но сигара ведь была посланием? — Больше ничего не осталось.

— Пламя любит дешевые фокусы. — Алистер вздохнул и сунул сигару в карман.

После всей этой дрожи, всплеска адреналина, спешки Гейб теперь стих, замер. Он представил, будто Дом стоит сейчас перед ним, курит эту чертову сигару в отброшенной ракушке квартиры — притворство на притворстве.

— Он... — Гейб не закончил.

— Есть много возможных объяснений, — сказал Алистер. Он понюхал постель. Поморщился от запаха хлорки. — Если служители Пламени схватили вашего агента, они могли после вернуться в его квартиру и замести следы, чтобы мы не нашли его магическими средствами.

Но Дом в воображении Гейба только ухмыльнулся, держа сигару в зубах, и покачал головой. Гейб с ним согласился.

— Если бы они схватили Дома, то не оставили бы его в живых, а если он мертв, им не нужно беспокоиться, что мы его найдем. Пуля в голову, труп в реку — все это менее рискованно, чем зачистка квартиры. Они знают, что за квартирой следят. И даже если бы он оказался им чем-то полезен — зачем оставлять сигару? Это издевка. Это магия. Магия Дома. Он ведь не один из нас?

Алистер повернулся к Гейбу:

— Нас?

Проклятье. Его это бесило, но он сказал:

— Из Льда.

Левая бровь Алистера дернулась вверх совсем чуть-чуть, и Гейб поверил бы, что это произошло нечаянно, если бы она не опустилась слишком медленно. Гейб ждал, что британец подколет его, укажет, что Гейб теперь причисляет себя ко Льду, и отметит, какое это замечательное событие, как это все забавно и чудесно. Ждал, что Алистер ткнет в него этим.

Алистер не был добрым человеком, и Гейб это знал. Но, по крайней мере, он оказался добрее, чем Гейб ожидал.

— Нет, — ответил он. — Боюсь, что нет.

***

В салоне самолета Дом установил на пустом ящике шахматную доску. Соколов, пристегнутый напротив, сжал руки и посмотрел налево и направо — в сторону кабины и на взлетную полосу. Неловко одернул рукава тяжелого пальто, поправляя незаметный залом.

— Вы в безопасности, док. Теперь нас уже ничто не остановит.

— Я больше никогда не увижу Ленинград. Санкт-Петербург, — произнес Соколов, будто проверяя старое название на слух и решая, нравится ли оно ему. — Теперь начнут допрашивать моего сына, проверять, не скрывал ли он мой побег. Он ничего не знает. Я не общался с ним много лет.

— С ним все будет хорошо. — Дом не удержался бы на своей работе, если бы не умел скрывать неуверенность в своем голосе. Непроизвольно он вспомнил множество способов причинить человеку боль. Загнать бамбуковые палочки под ногти. Просто выдрать ногти. А как там называют прием, когда человеку заламывают руки за спину, чтобы вывихнуть плечевые суставы? Это страппадо или страппадо — это про ноги? Огонь, разумеется. У огня много преимуществ. Например, фантомные боли.

Он вынул новую сигару из кармана и предложил ее Соколову, который этого даже не заметил. Дом отрезал кончик сигары поясным ножом — всегда носил его на задания: не угадаешь, когда он может пригодиться. Лезвие прошло сквозь