Вспомнился нищина, который стоял целыми днями на коленях, не поднимая головы, на мосту через Изар, — если ему бросали монету, он, не поднимая глаз, что-то бормотал и замолкал, как кукла. О чем он думал, стоя целыми днями на коленях и видя проходящие ноги людей?.. Чем спасался?.. Проклинал ли он людей и жизнь, или, наоборот, был в трансе?.. Мог бы я так стоять? Или лучше сразу в реку? А вода холодна, глубока, там сомы, слепые крабы… А как они ослепли — сперва спустились на дно жить и там ослепли, или сперва ослепли, а потом пошли на дно? В любом случае Фреде лучше на земле, чем в воде…

Я вернулся к дневнику и начал описывать вечер у ветеранов, но в голове слонялись разношерстные мыс ли. Хоть я и рос в католической Баварии, но я не могу верить в разумного бога — как может быть разумным существо, которое в основу жизни одних своих созданий ставит смерть других?.. Строит такую систему, при которой ежедневное утоление животного голода одних должно быть причиной смерти и мучений других?.. Жрать, чтобы жить, жить, чтобы жрать?.. Зачем делить мир на жертв и палачей?.. Или сделай львами всех, или никого!.. Если всё — в силах кого-то в небе, то этим «всем» можно было бы распорядиться куда разумнее! И кому нужны разные религии, которые унесли миллионы жизней?.. Кому нужно было делить языки, чтоб люди перестали понимать друг друга?.. Только нам, компьютерным лингвистам, а больше никому!.. Видя зверства людей, невольно думаешь: если человек создан по образу и подобию бога, то либо лик бога безобразен, либо творение вышло из-под контроля, вывернулось наизнанку, и тогда бог — неумеха и недоучка. И если бог создал Адама, то остальных кто?.. Тоже бог или уже Адам?..

В камеру заглянул Саня:

— Еще один тихарик, пусть посидит тут… — и впустил молодого парня.

Это был насморочный худяга с красными глазами. Он меня не замечал, смотрел побито на Саню, бубнил:

— Командир, я в ломке, плохо мне, дай мне одну пачку из того, что вы заграбастали… Прошу! — но Саня отвечал, что ничего нет, все вещдоки ушли к следователю.

Тип дрожал, просил:

— Ну, прошу, умоляю… Хоть пенталгин… Баралгин… Хоть что… Есть же в ларьках?

— Ну, есть.

— Купи, прошу, я подохну тут, тебе это надо? Что он там стоит? Я отдам… Вот сейчас мамка придёт, она даст…

Я, услышав «подохну», обеспокоенно спросил:

— Саня, что такое просит эдакий человек?

— Да лекарство, больной он.

Тип, как будто только что увидев меня, дернулся в мою сторону, стал объяснять руками:

— Тут, за углом — аптечный ларёк. Официально, без рецепта… Чего ты, командир, не человек? 350 рублей всего…

Я полез в карман… Вот 500-рублёвочная…

— Саня, на, купи… Всё равно скоро ужин, надо в ларёк идти… Сколько времени? — Я вдруг вспомнил, зачем вообще тут сижу. Полковником было сказано — до вечера или до утра. Уже, кажется, вечер.

— Полковник не звал?

— Нет. К пяти идёт… Ладно. Чего тебе брать? — спросил он у типа.

Тот радостно вскинулся:

— Да чего у них есть… будет… С этим самым, ну, ты сам понимаешь… Нурофен или пиралгин… — Он скользнул по мне воспалённым взглядом. — Чтоб не ломало… Или терпинкод бери… Или брынцаловку, но это на самый крайняк…

Саня спросил у меня:

— Вам брать что? — взял деньги и закрыл нас на ключ.

Тип протянул мне холодную и мокрую ладонь:

— Спасибо, браток. Не забуду! — Почувствовав, что мне это неприятно, он отнял руку, обтёр её о джинсы: — Извини, в ломке. — И лёг на доски. — Трусит меня, как собаку, трусит…

Трус? Боится?

— Как?

— Дрожь бьёт.

— А почему?

— А потому, что я полный дегенерат и лузер!

Это было понятно — я сам полный идиот… «Лузер» тоже ясно… Как его зовут?

— Дима, а так Винтом кличут. А ты кто?.. Фредя?.. Из Прибалтики?

— Да, оттуда. — Я не стал уточнять, заметив, что кожа у него на руках то ли облезает, то ли покрыта розовой сыпью, и на ладонях, на шее — какие-то темные ранки. Этого не хватало!

Тут до меня дошло — это же джанки! Колольщик! Осторожно с ним, мало ли что… Недобро думая о полковнике (за 50 тысяч мог бы и спокойнее посадить, в одиночку!), я испугался, что джанки будет трогать меня или мои вещи, но тот лежал на досках и что-то говорил, чего я разобрать не мог:

— На ширеве сижу плотно… Никак заход не скину… В день по пять раз двигаться надо… Ширево поганое!.. Его варить, сушить — целое дело… уже от одного запаха наизнанку выворачивает… Трубы накрылись, хотел в шею двигать — куда там… Но кайф бычий… хылкачу сильно…

Я не понимал его и не знал, что отвечать, только жалел, что полковник не дал мне электронного Ожегова (сказав, что твёрдые предметы в камере запрещены).

Когда появился сержант, Винт подскочил к нему и, выхватив пачки, быстро с треском выщелкал из двух таблетки и кинулся к ведру. Хорошо, что у меня были пластиковые стаканчики, я подал ему один и не успел открыть бутылку с водой, как он зачерпнул из ведра и стал кидать в рот таблетки, по две, по три, запивая их малыми глотками и дёргая головой, как курица. Саня — с неудовольствием, я — с интересом следили за ним… Вот живой джанки… Что хуже — Стоян с игрой или этот с иглой?.. Оба хуже… Саня покачал головой, сказав сам себе:

— Так себя убивать… Чего ради? Вот отправят его в психушку, пусть обследуют, — и вышел (а я приуныл — психов не хватало!).

Скоро Винт, успокоившись и сев с ногами на доски (я сидел у стола с ведром), начал почёсываться и поминутно спрашивать, нет ли сигарет и не хочу ли я тоже вмазать пиралгинчику, на что я ответил, что ничего мазать не хочу и как он себя чувствует?

— Да получше как будто… И всё бы ништяк, но такая непруха вдруг попёрла, что атас, — а когда я попросил его говорить понятнее, я этих слов не знаю, он, с сожалением скользнув по мне взглядом, рассказал, что его, как фраера лохатого, повязали на вокзале у камер хранения, куда он, как обычно, пришел забрать чемодан с драпом (ему на поезде привозил проводник, откуда — не важно, и оставлял в камере хранения). — Пришел забирать, а номер забыл!

«А надо не “забирать”, а “забрать”, тогда и забрал бы! При заборе!» — подумалось мне, но я промолчал — он сам муттершпрахлер, лучше знает.

— Вот стою у камеры и не могу вспомнить этот номер проклятый! Прикинь! Стою как идиот и не могу вспомнить! Забыл!

Опять неразбериха — «забыл» или «не мог вспомнить»? На мой вопрос, разве это не одно и то же, Винт удивленно остановился:

— Нет, не одно и то же… Ну, короче, забыл — и всё тут! Стою, как пень, и не помню, в конце 45 было или 54… Первые три помню — 123, а дальше — никак! И так и сяк — ни в какую! Ну, и прорвало меня! Начал руками дверцу отдирать — куда там, железо! А меня как дурняк прихватил, типа истерики — молочу по железу руками и ногами и не могу остановиться!.. — Он привстал и начал руками показывать, как он молотил. — Не в адеквате был, реально!.. Тут как тут легавые подскочили, работники ножа и кулака… Замели, как фраера сохатого! Ячейку дежурный открыл — менты обомлели: такого улова не ожидали… Там только чистого кодеина граммов триста было… а еще герыч… Ну, меня сюда, вещдоки — к себе… Сейчас на допрос поволокут… Спасибо тебе, помог с колёсами, а то…