Александр послал за архитектором Аристобулом, сопровождавшим царя в его первый визит к гробнице и переписавшим сокровища, унесенные Киром в страну мертвых. Ему было велено заменить саркофаг и уложить бедные кости в должном порядке. И вот Кир вновь лежал в золоте, владея драгоценными мечами, коими, впрочем, никогда не бился с врагами, и богатыми ожерельями, коих, правда, не носил при жизни. Александр дал ему золотую корону и приказал заложить дверь одним большим камнем, дабы никто не побеспокоил Кира впредь. Прежде чем каменщики приступили к работе, царь постоял внутри, наедине прощаясь со своим учителем.

Грубым приветствием встретила нас Персида. Но самая горькая встреча была впереди: мало-помалу Александр узнавал, что сотворили со страною люди, попечению которых он доверил ее. По глупости своей, они уповали на то, что Александр никогда не вернется, дабы спросить с них отчета.

Некоторые остались преданы царю, но прочие вели себя подобно деспотам на землях, оставленных их заботам. Они грабили богатых, а бедняков обратили в ходячие скелеты своими непомерными поборами. Они припоминали давние споры с людьми, не нарушившими никакого закона, и гноили их в темницах. Они собирали себе целые армии, повинующиеся не обычаю или закону, а одному только слову своего господина.

Один мидийский владыка объявил себя Великим царем. Другой сатрап выкрал у менее знатного властителя дочь, обесчестил ее и отдал рабу.

Я слышал, как говорили потом, будто Александр обошелся с этими людьми жестоко. Расскажите это кому-нибудь, кто не видел того, чему стал свидетелем я, когда мне было десять лет от роду.

Истинно, рука царя делалась тем тверже, чем больше доказательств попадало на его стол. Верно и то, что некоторое время спустя он стал карать преступников в самом начале: по словам Александра, он знал, как выглядит будущий тиран, и провидел все его поступки; он предпочитал свергать их сразу же, едва только те выказывали первые знаки будущей тирании, чем позже с трудом выправлять свою оплошность. Если кто-то и был недоволен, то отнюдь не крестьяне и не мелкие властители, наподобие моего собственного отца. То, что Александр не позволял даже собственной расе угнетать мой народ, вызывало повсюду немалое удивление. Царь отсутствовал столь долго, что люди позабыли, каков он.

Пока Александр был в Индии, один из любимейших друзей его детства, некий Гарпал, коего царь оставил казначеем в Вавилоне, разбрасывал золото, будто индский князь, разодел своих наложниц, как цариц, и бежал с деньгами, едва прослышав о возвращении Александра. Эта новость уязвила царя больнее, чем восстания бывших врагов.

— Мы все верили ему. Даже Гефестион, не доверявший Филоту. В изгнании ему всегда удавалось развеселить нас. Конечно, в ту пору у меня нечего было красть. Наверное, Гарпал и сам не знал, каков он на самом деле.

В любом случае Александр имел все причины для недовольства прежде, чем новый сатрап Персиды явился по царскому зову.

«Новым» он был оттого, что захватил сатрапию. Перс, которому Александр вверил ее, умер полгода тому назад; говорили, что от болезни, хотя, вполне возможно, из-за отравленной пищи. Теперь к Александру явились послы, принесшие длинное письмо: узурпатор якобы отправлял царю одно послание за другим, но не получал на них ответа и тем временем присматривал за сатрапией, не зная никого другого, кто сумел бы справиться с этим.

Я был с Александром в его верхних покоях, когда он, прочитав письмо, швырнул его на пол.

— «Сумел бы справиться»? С чем же? С убийствами, грабежом и того хуже? Этот человек правил сатрапией подобно волку в зимнюю стужу; повсюду я слышу одни жалобы. Любого, кто заступал ему путь, он предавал смерти безо всякого суда. Наживался даже на царских могилах… — Брови Александра сошлись на переносице; он вспомнил о Кире. Возможно, маги действительно молчали оттого, что боялись чьего-то гнева более царского. — В общем, у меня уже хватает свидетелей. Пусть едет. Право, я хотел бы взглянуть на этого Орксинса… Что такое, Багоас?

— Ничего, Аль Скандир. Не знаю. Не могу вспомнить, где я слышал это имя. — Оно звучало подобно эху какого-то кошмарного сна, забытого наутро.

— Может, он жестоко обращался с тобою, пока ты был с Дарием? Скажи, если только вспомнишь что-нибудь.

— Нет, — ответил я. — Во дворце меня не обижали.

О своей прежней жизни я поведал Александру лишь то, что меня купил некий ювелир, обращавшийся со мною скверно. Узнав об остальном, Александр не испытал бы ничего, кроме жалости, но я хотел похоронить свое прошлое, забыть о нем навсегда. Теперь я спрашивал себя, не мог ли Орксинс оказаться каким-то ненавистным клиентом? Впрочем, ранг властителя был слишком высок, а охвативший меня ужас — глубже. «Может, мне приснилось его имя?» — спрашивал я себя. Меня действительно мучили дурные сны, пока я был рабом.

Той ночью Александр сказал мне:

— В этой кровати могут спать слоны. Останься и составь мне компанию.

Минули годы с той поры, как он спал в царской опочивальне персов. Мы довольно быстро уснули, и сны снова ввергли меня в давно забытый кошмар. Я проснулся с криком на устах, в объятиях Александра.

— Посмотри, ты со мною, все хорошо. Что такого могло тебе присниться?

Я вцепился в него, подобно ребенку, каким был во сне.

— Мой отец. Отец без носа. — Внезапно я подскочил в постели и уселся, содрогаясь. — Имя! Я вспомнил имя!

— Какое имя? — Александр пристально смотрел на меня; он всегда очень серьезно относился к сновидениям.

— Имя, что он назвал мне, когда его тащили на смерть. «Орксинс, — вот что он сказал тогда: — Запомни имя. Орксинс!»

— Приляг и постарайся успокоиться. Знаешь, ведь это я рассказывал тебе сегодня о негодяе Орксинсе. Наверное, поэтому тебе и приснилось это имя.

— Нет, я помню, как отец произнес его. Он кричал чужим голосом, потому что ему отрезали нос… — Меня вновь передернуло.

Александр укрыл меня и согрел. Помолчав немного, царь сказал:

— Это не совсем обычное имя, но ведь могут быть и другие Орксинсы. Скажи, ты узнал бы того человека?

— Был один властитель из Персеполя. Если это и есть Орксинс, я узнаю его.

— Тогда слушай. Будь рядом, когда я приму его. Я спрошу: «Багоас, ты написал то письмо?» Если мы говорим о разных людях, отвечай «нет» и уходи. Если это все-таки он, скажи «да» и останься. Обещаю, он узнает тебя прежде, чем умрет. Мы в долгу перед духом твоего отца.

— Таково было его последнее желание — чтобы я отмстил.

— Ты любил отца. По крайней мере, в этом тебе повезло… Ну, будем спать. Теперь он знает, что услышан, и не станет более тревожить тебя.

На следующий день сатрап явился со всею помпой, словно его уже утвердили в чине. Он приблизился к трону, где Александр восседал в своих персидских одеждах, и с немалой грацией пал перед ним ниц. У него всегда были отточенные манеры. Борода его поседела, и, кроме того, Орксинс отрастил себе брюшко. Сатрап произнес цветистую речь о том, как не по своей воле получил провинцию, все во имя царя и соблюдения порядка в стране.