– Вижу, – в шутку мрачно отозвалась подруга. – Настя, ты в порядке?

– В порядке, в порядке, – махнула рукой я и опять захихикала, представляя лицо Зарецкого.

– Может быть, пойдем уже? – спросила Алсу. – Ранджи, ты нас довезешь?

– Без вопросов, – тут же согласилась подруга.

– Давайте посидим еще немного! – уперлась я. – Я хочу еще немного побыть тут.

Подруги с некоторым недоумением посмотрели на меня, но все же согласились.

Я с довольны видом, словно и не было у меня сегодня сердечных терзаний, подперла кулаками обе щеки. Может быть, я просто хотела, чтобы именно он был автором сообщения?

* * *

Шейк аки Цезарь, делал одновременно несколько дел. Он медленно потягивал темное пиво из высокого бокала, таинственно, как герой фильма, улыбался светловолосой леди в терракотовом свитере, которой это льстило и, кажется, немного смущало, рисовал на салфетке нечто, с большим трудом напоминающее изображение полуобнаженной девушки, накаляканной ребенком, и слушал Небесное радио, которое вот-вот должно было возвестить слушателям о том, что некий Ярослав любит некую Анастасию. Да-да, это было именно его рук дело. Хотя Шейк и сам не понимал, зачем так по-детски решил пошутить над другом, только что с мрачной непередаваемой ухмылкой пересказавшим ему историю о приключениях в туалете вместе с той самой своей училкой, которую они однажды встретили в «Горячей сковороде». История оказалась занятной, и Шейк от души повеселился. Он планировал веселиться и дальше, предвкушая бурную реакцию своего друга на сообщение по радио. Однако тот в самый неподходящий момент взял и свалил из зала – в очередной раз стали звонить из службы такси, которую оба парня успели уже по нескольку раз проклясть, а так как связь почему-то стала вдруг жутко плохой, Ярослав пошел в небольшой холл, надеясь, что там телефон лучше ловит. А в холле радио почти не было слышно, поэтому Зарецкий успешно пропустил мимо ушей часть о том, что некий Ярослав признается в любви некой Анастасии. К том уже в холле, около широкого, во всю стену, зеркала он вновь увидел хорошенькую высокую подружку Дна, телефончик которой был бы не против заполучить, и ее же дружка, которого Яр с легкой руки нарек Мурашиком, – того самого придурка с рассеченной бровью и прищуренным взглядом, который ему дико не понравился еще при первой встрече в клубе.

«Интересно, а кем он Дну приходится?» – невпопад подумал Ярослав, прижимая к уху мобильник и слушая порцию очередных извинений и клятвенные заверения, что машина вскоре приедет – парень чувствовал себя запертым в этом поганом месте. Ему вспомнилось, как посмотрела на него Настя, когда они подошли к ее столику. Хоть Дно и хотела выглядеть равнодушной, но его-то, художника (ну или почти художника!) не проведешь. Этот несносный тип наверняка нравится ей. А и ему Дно не совсем безразлично, судя по всему. Как он угрожающе поглядывал и улыбался криво.

Отключив телефон, Зарецкий еще раз глянул в сторону Жени и Алены. Подружка его практикантки что-то объясняла молодому человек, сложившему руки на груди и опустившему голову, почти касаясь подбородком груди и глядя не на собеседницу, а куда-то вниз. Девушка, впрочем, тоже не смотрела на него – ее взгляд был направлен на собственное отражение в зеркале. Одной рукой она держала сумочку, намотав на тонкое запястье ремень-цепочку, второй – медленно гладила перекинутые через плечо гладкие прямые волосы и что-то говорила.

Ее поза, жесты и взгляд не на собеседника, а на саму себя насторожили Зарецкого, который порой, как заправский психолог, тонко чувствовал людей. «Наверняка та еще леди-стерва», – подумал он про себя с усмешечкой.

Алена что-то продолжала негромко говорить, а Женя слушал, и в какой-то момент резко перебил подружку Дна.

– Ты хочешь, чтобы я все ей рассказала? – услышал Яр, набирающий сообщение одной из девчонок, с которой намеревался сходить куда-нибудь – Алена повысила голос.

Женя провел пятерней по волосам, сказал что-то негромко, надел шапку и направился к выходу. К улыбнувшейся самой себе Алене, которая теперь достала помаду и стала аккуратно водить заостренным благородно-алым столбиком по губам.

Из большого зала вышла светловолосая девушка в терракотовом свитере – кажется, на нее запал Шейк, на ходу застегивая короткий пуховик. Они перекинулись парой слов. Алена небрежным движением накинула на точеные плечики белоснежную тонкую шубку, и девушки вышли из кафе следом за тем, кого добрый Ярослав прозвал Мурашиком или Мурашкой.

– Все в порядке, тебе почудилось, в кафе никого нет. Но ты должна и дальше оставаться очень внимательной, – сказала, выйдя на морозную улицу девушка в пуховике, о побеге которой чуть-чуть погрустил Шейк.

– Хорошо, – кивнула девушка, накидывая на голову капюшон. Ее телефон зазвонил, и она грациозным движением достала его из сумочки, улыбаясь только от звуков песни Петулы Кларк «My Love», которая стояла только на звонке одного человека.

– Да, я слушаю, Тим, – неожиданно мягким голосом произнесла Алена. В голубых глазах с длинными, почти кукольными ресницами появилась неподдельная нежность. – И я скучаю, – рассмеялась она звонко и счастливо.

Ее спутница только ухмыльнулась.

Но Ярослав, разумеется, всего этого не слышал. Он уже был в шумном зале, в котором играла песня, заказанная коварным Шейком от имени Яра для Насти. Музыку и лирику Аларма, ныне уже покинувшего этот мир, Зарецкий любил и песню «Они» знал наизусть, а потому, не подозревая подвоха, подошел к своему столу, машинально напевая ее про себя вслед за Алармом, чей голос доносился из динамиков, окутывая невидимой тончайшей серебряной сетью всех присутствующих. Настроение у Яра опустилось еще на пару градусов: проклятая служба такси сообщила, что машин до сих пор нет, и когда они будут, никто не знает; звонки в другие такси результата не дали – где-то было занято, а где-то операторы просили подождать от сорока минут до часа. К тому же еще девушка-администратор привязалась с наиглупейшими вопросами, явно пытаясь привлечь внимание парня, разозлив его еще больше, хотя виду он и не подал.

Еще больше его настроение понизилось спустя пятнадцать минут после того, как он опустился на свое место, мрачно сообщив приятелю о том, что такси пока еще не назначено, приправив это сообщение своими собственными и весьма нелестными комментариями, как о службе такси в частности, так и об этом дне в целом, используя и эмоциональный подростковый сленг, и нецензурную лексику. Ярослава ожидал настоящий удар под дых. На все кафе – да чего уж там, на весь город! – прозвучало то, что привело его в ярость, а все более-менее теплые воспоминания о практикантке Анастасии мигом были растоптаны.

– На улице до сих пор снег, и температура стала еще ниже, однако ваша активность в эсэмэсках продолжает радовать! Многие из вас желают тепла и прекрасного настроения своим родным и близким, и это действительно греет, – продолжала все та же жизнерадостная ведущая программы на радио.

– Ага, особенно тех, кто на улице, – проворчал Ярослав. – Чтобы я в этом место еще раз пришел. Радио в кафе – что за тупость? И почему у нее проблемы с дикцией? – вслушался он в голос работницы радио. Та, впрочем, его не слышала и продолжала, оставаясь все на той же позитивной ноте.