— У меня был граф Платен, — сообщила графиня Клам, — он не верит в аннексию Ганновера.

— Такого сорта люди видят черта только тогда, когда он им на шею сядет, — сказал Рейшах. — Вот генерал Брандис, простой, старый солдат, с ясным, здравым смыслом, был бы лучшим советником для короля в положении, где только скорая и быстрая решимость могла к чему‑нибудь привести. Но он не находит поддержки в Платене…

— Сколько несчастий породили эти несколько дней! — сказала графиня Франкенштейн.

— Ну, — Рейшах встал, — вы можете утешаться счастьем, расцветающим у вас в доме. Держу пари, что мысли графини Клары заняты очень веселыми картинами!

Молодая графиня слегка покраснела и сказала, улыбаясь:

— Что вы можете знать о мыслях молодых девушек?

— Достаточно для того, — отвечал Рейшах, — что если бы я смел теперь принести моей маленькой графине куклу, то выбрал бы ее в зеленом мундире с красными обшлагами.

— Мне кукол давно не надо! — засмеялась молодая графиня.

Фон Рейшах и графиня Клам простились и уехали.

Как только мать с дочерью остались одни, вошел слуга и доложил:

— Пришел незнакомый господин и умоляет графиню принять его на минуту!

— Кто такой? — спросила графиня с удивлением, потому что у нее почти не было отношений вне ее замкнутого общества.

— Вот его карточка! — И слуга подал графине визитку. — Он уверяет, что графине будет очень любопытно его выслушать.

Графиня Франкенштейн взяла карточку и с удивлением прочла: «Е. Бальцер, вексельный агент».

Яркая краска залила лицо графини Клары, она испуганно взглянула на мать и прижала платок к губам.

— Не понимаю, чего может от меня хотеть совершенно мне незнакомая личность… Впрочем, введите его сюда!

Через несколько минут Бальцер вошел в гостиную.

Он был весь в черном, и его пошлое лицо носило выражение величавого достоинства, как‑то плохо шедшего ему.

Он подошел к дамам с поклоном, в котором к наглой уверенности трактирного habitue[95] примешивалось смущение, испытываемое каждым привыкшим к дурному обществу человеком при входе в настоящий аристократический салон.

Графиня Франкенштейн посмотрела на него надменно и холодно, графиня Клара, окинув его пошлую фигуру быстрым взглядом, опустила глаза и с трепетом гадала, какова может быть причина этого необычного посещения.

— Я согласилась вас принять, милостивый государь, вследствие вашего настояния, — начала графиня спокойно и холодно, — и прошу сказать, что вы имеете мне сообщить.

Бальцер поклонился с напускным достоинством и сказал:

— Меня привело к вам, ваше сиятельство, весьма печальное стечение обстоятельств, в котором в одинаковой степени заинтересованы и вы, и я, и ваша дочь…

Глаза Клары устремились на него с выражением глубокого изумления и мучительного ожидания. Светлый, надменный взор графини спрашивал яснее слов: что может быть между нами общего?

Бальцер понял этот взгляд, и чуть заметная насмешливая улыбка показалась на его лице.

— Весьма прискорбный случай, — сказал он медленно и запинаясь, — вынуждает меня вверить вам, графиня, мою честь и посоветоваться с вами, как бы устроить все к общему благу.

— Прошу вас перейти скорее к сущности ваших сообщений — мне время дорого…

Бальцер повертел в руках шляпу в видимом смущении и спросил:

— Ваша дочь помолвлена с лейтенантом фон Штиловом?

Графиня посмотрела на него с глубоким изумлением. Она начинала бояться, что перед ней сумасшедший. Молодая графиня вздрогнула, побледнела и не смела поднять взора.

Бальцер вынул платок и потер глаза. Он театрально протянул к графине руки с умоляющим жестом:

— Графиня, вы сейчас поймете, почему я к вам обратился. Вверяю свою участь вашей скромности, потому что только при вашей помощи может быть распутана эта плачевная путаница.

— Милостивый государь! — графиня выразительно взглянула на колокольчик. — Прошу вас не тянуть.

— Фон Штилов, — сказал Бальцер, — этот легкомысленный молодой человек, который так счастлив, обладая столь прелестной невестой, не побоялся посягнуть на мое домашнее спокойствие, разрушить мое счастье — вступить в преступную связь с моей женой!

Графиня Клара вскрикнула и, закрыв лицо руками, упала в кресло, перед которым стояла.

Графиня Франкенштейн гордо и пристально посмотрела на отвратительного для нее вестника и голосом, в котором не было и следа волнения, спросила:

— Откуда это вы знаете? Уверены ли вы в этом?

— Слишком уверен! — вскричал патетически Бальцер, снова поднося платок к глазам, покрасневшим от трения. — Я люблю свою жену, графиня! Она была моим единственным счастьем! С некоторых пор друзья предупреждали меня, но я не верил этим предупреждениям. А когда про обручение господина фон Штилова с этой прекрасной особой, — он поклонился Кларе, — стало известно в Вене, я считал себя совершенно обеспеченным, потому что в своей простоте, — он положил руку на черный атласный жилет, — не считал возможным такую развращенность…

— Ну? — спросила графиня.

— Пока случайно — о! — сердце мое обливается кровью, как я только подумаю! Вчера я открыл ужасную истину.

Графиня сделала нетерпеливое движение.

— Между письмами, переданными мне с почты, было одно на имя жены, — продолжал он. — Я не обратил внимания на адрес и в уверенности, что оно адресовано ко мне, распечатал его. В нем оказалось ужасное, несомненное подтверждение моего несчастия.

Графиня Клара подавила рыдание.

— Где же это письмо? — спросила графиня‑мать.

Бальцер шумно вздохнул и, вынув из кармана сложенную бумажку, передал графине. Она взяла, развернула и прочла. Потом бросила на стол и крикнула:

— Что вы сделали!

— Графиня! — заговорил патетически Бальцер. — Я люблю свою жену. Она тяжко передо мною виновата — это правда, но я все‑таки ее люблю и не теряю надежды вернуть ее себе.

Графиня презрительно пожала плечами.

— Я не хочу ее отталкивать, я хочу ей простить. — говорил Бальцер слезливым голосом, — и потому я пришел поговорить с вами, графиня, просить вас…

— О чем? — спросила графиня.

— Вот видите ли, я думал, — сказал Бальцер, вертя свою шляпу, — если бы вы… ведь теперь в Вене так скучно, — если б вы уехали в свои поместья, или в Швейцарию, или на итальянские озера, — подальше отсюда, — и взяли бы с собой лейтенанта Штилова, — тогда бы он здесь не остался… и не мог продолжать отношений с моей женой. А я бы ее тоже на время отсюда удалил, а после свадьбы графини молодые поехали бы в фамильное имение господ Штиловых. Он забыл бы мою супругу, и все пришло бы в порядок. Если мы будем действовать сообща, по одному плану…