Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другой бывший чин отряда (П.) сообщает о еще более интересном явлении: «То, что чинам отряда разрешалось уходить домой на ночевку, объясняется тем, что дисциплина в отряде была демократической. Скажу больше: уходя из помещения Отряда (я имею в виду здание женской гимназии Оливер — против симферопольской почты), чины отряда могли брать с собой, безо всякой к тому надобности и безо всякого контроля, огнестрельное оружие. И я знаю случаи, когда ушедший в город с оружием возвращался в Отряд вечером или на другой день без оружия: винтовка и амуниция исчезали. Скажу больше: эта винтовка и эта амуниция через жившего на Греческой улице портного Абрама Моисеевича Канторовича или через армянина Закиева (мужа учительницы Армянской школы Варвары Семеновны Закиевой), связанных с подпольщиками, попадали к последним. Именно — чинами отряда Орлова было доставлено подпольному комитету оружие и патроны, использованные комитетчиками для нападения на один из полицейских участков Симферополя, где содержались арестованные, причастные к борьбе с белыми… По этому факту можете судить — каковы были порядки и настроение в орловском отряде». Действительно, порядки никак не соответствовали формирующейся воинской части; части, которая должна быть подготовлена в кратчайший срок для отправки на фронт.
Каково же было настроение Отряда? Несомненно, что какая‑то часть Отряда была настроена патриотически и пришла в него добровольно исполнить свой долг. Другая же часть, как было указано выше, воспользовалась обещанием прощения грехов в прошлом, и о настроении этой части трудно судить положительно, имея в виду выше процитированное сообщение. По городу в связи с формированием Отряда ходили разнообразные слухи, чему нельзя удивляться, вспоминая слова, сказанные Орловым автору в октябре 1919 года вполне открыто. Это же он повторял, без сомнения, и при других обстоятельствах и другим лицам. Принимая во внимание серьезное общее военное положение и не менее запутанное политическое положение, нельзя удивляться словам Шафира: «С самого возникновения отряда в Симферополе стало известно, что в отряд приглашаются якобы исключительно партийные люди, что будто Орлов всем вступающим в Отряд говорит о предстоящем восстании и захвате власти. Слухи были самые разнообразные».
Сомнительно, конечно, чтобы Орлов всем вступающим в Отряд говорил о своих намерениях, но «дыма без огня не бывает», и эти слухи дали предлог подпольным большевистским организациям заинтересоваться Орловым ближе и войти с ним в связь. С информационной целью к Орлову со стороны ревкома был послан тов. Александров. Эту встречу (Орлова с Александровым), состоявшуюся в гостинице «Европейская», Шафир описывает так: «Капитан очень любезно принял представителя подпольных организаций, но по существу затеваемого им дела дал весьма туманные и сбивчивые ответы; вообще Орлов в беседе с тов. Александровым пытался отделаться «дипломатическими» намеками на поставленные ему вопросы, всячески подчеркивая, что, дескать, дальнейшие объяснения будут им даны по мере развертывания событий. Беседу свою капитан закончил приблизительно таким образом: «Я вас понимаю больше, чем вы думаете, но не хочу говорить сейчас подробно обо всем, интересующем подпольные организации. Предлагаю вам посылать своих ко мне в отряд». На вопрос о партийности Орлов ответил, что он правее левых эсеров и немного левее правых эсеров».
Подпольщиков, однако, поражало обстоятельство, что Орлов как будто действовал открыто — записавшиеся в отряд говорили о захвате власти, власть и контрразведка были об этом информированы. Однако ничего против отряда не предпринималось. Желая использовать обстановку, подпольщики «сочли себя вынужденными поддерживать сношения с отрядом» (Шафир).
Ближайшим помощником Орлова был Марковского пехотного полка капитан Дубинин. Будучи раненным, Дубинин был эвакуирован в Крым, и в Симферополе он присоединился к Орлову еще до начала формирования, а с началом формирования отряда он стал помощником Орлова по строевой части. Князь Романовский, которому капитан Дубинин был подчинен, как помощник Орлова, на вопрос о личности Дубинина сообщает: «Дубинин несомненно очень сильная личность, причем точно мыслящая и отлично знающая, «чего хочет». Он импонировал всем своим существом, но его «осторожность» в разговорах со мной навела меня на мысль быть начеку». Другими помощниками Орлова, которые играли какую‑то роль в отряде, были: князь Памулов и подпоручики Гетман и Денисов. Гетман был личным адъютантом Орлова и, между прочим, вел переговоры и поддерживал связь с подпольщиками (Шафир).
Формирование отряда, вернее, вербовка в отряд шла довольно успешно, и к половине января в нем числилось более 300 человек. Состав его, как было указано выше, был весьма разнообразный не только по своему прошлому, но и по политическим взглядам и взглядам на свое будущее и на будущее вообще Белого дела.
Политическая обстановка в Симферополе и вообще в Крыму в январе была сложная. Тяжелое экономическое положение населения Крыма, отрезанного от Северной Таврии, являлось хорошей почвой для пропаганды и действий левых элементов и, в частности, большевиков. Неустойчивое военное положение усугубляло обстановку. В Симферополе большевики, видя какие‑то перспективы в связи с отрядом Орлова, проявляли большую активность, тем более что в симферопольской тюрьме в это время было заключено более сотни политических, эвакуированных из Харькова и других мест. В Севастополе большевики проявляли также активность, где севастопольский ревком во главе с В. Макаровым подготовлял на 23 января восстание и захват власти в Севастополе.
Крым был на вулкане событий. 9 — 11 января на перешейках красные заняли Перекоп и Армянский Базар, продвинулись к Юшуни, заняв Карт–Казак, но нашей контратакой отброшены в исходное положение. 18 января красные вновь атакуют там же, но неуспешно. В Севастополе морская контрразведка в ночь с 20 на 21 января арестовывает городской комитет большевиков во главе с В. Макаровым, подготовлявшим захват власти. Контрразведка в Симферополе не оставляла отряд Орлова без наблюдения, зная настроение многих чинов отряда и его руководства, но, по–видимому, никаких мер не принимала.
Для некоторой иллюстрации создавшейся обстановки князь Романовский сообщает несколько интересных «показательных» для того времени моментов и разговоров. В связи с назначением князя всполошились, по–видимому, в Ялте монархисты, и «из Ялты нагрянул ко мне, — пишет князь, — председатель ялтинской думы граф Апраксин; [165] причем нагрянул ночью и заявил мне, что ни Ялта, ни Крым не потерпят моих «бонапартических» (!) затей, что «они», монархисты, этого не допустят». Весьма удивленный всем этим, я ответил графу, что мы здесь стремимся победить большевиков, что о монархии рано думать и никто о ней не думает и что я очень сожалею, что его прислали сюда с подобной ерундой; после чего я не препятствовал ему стремительно скрыться за дверью, понятно, соблюдая все правила вежливости». Затем князь имел разговор с лейтенантом Гомейером, начальником отряда из немецких колонистов, и при этом Гомейер задал неожиданно вопрос: «Доверяет ли князь Орлову?» На вопрос князя: «В чем дело?» — Гомейер ответил «полууклончиво: мол, на Орлова влияют, его шантажируют… неясна позиция Дубинина…». И еще об одном моменте говорит князь: «Мой адъютант де Конор, друг детства, вдруг стал дружить с Орловым, и отношение ко мне, как будто, изменилось. На мой совет: «Будь осторожен с Орловым» — последовал ответ: «Почему? Он очень симпатичен… я у него бываю»… Я не стал спорить». (Позже, после первого выступления Орлова, де Конор скрылся и князь его больше не видел.) Эти разговоры и моменты, действительно, показательны для того времени: «монархисты» беспокоятся о «бонапартизме», когда все горит, а князь, окруженный людьми, на которых не может положиться, по–видимому, не в курсе происходящего вокруг него.