В том же здании ЛОГОВАЗа он через некоторое время познакомился и с другими олигархами, в том числе с Гусинским. Дело было в самом начале 96-го, когда конкурировавшие между собой олигархи объединялись в консорциум, чтобы протолкнуть на президентских выборах Ельцина на второй срок — с тем чтобы защитить собственность и обеспечить себе посредством афер с залоговыми аукционами новые приобретения.

Собственно предвыборной ситуации предшествовали и другие события: очередной парламентский кризис, чреватый импичментом и еще одним разгоном Думы, профетическая острота Лебедя: «генерал-демократ — это все равно что еврей-оленевод», — Куликов, наотрез отказавшийся устанавливать в Москве военное положение, Ельцин, страшно раздраженный тем, что камарилья уговорила его не вводить в городе чрезвычайное положение, потому что страна не выдержит второго октябри 93-го.

Одним словом, у олигархов было о чем поговорить с Прохановым. «Коноводил там Береза. Это был его замысел: встроить нас, радикалов, меня и Чикина, редактора „Советской России“, в их проект». Встреча была устроена усилиями Березовского и Кургиняна, опять в доме приемов ЛОГОВАЗа. Там он увидел банкира Александра — СБС-Агро — Смоленского, который из всей компании показался ему наиболее физиогномически ярким, бонвиваном; тот расположил его к себе тем, что сказал: первое, что он делает, приходя в банк, — требует газету «Завтра» и читает передовицы, где бранят евреев и либералов, жадно и с восхищением. Проханова это поразило: «я полагал, что мои передовицы должны вызывать ненависть, а они, наоборот, щекотали им нервы, и он, искренне хохоча, смотря своими голубыми глазами, сказал, что он с восхищением читает эти вещи». Рядом с ним сидел «щекастый, надутый, как воробей, очень сдержанный» Гусинский, смотревший на него как на врага (не мудрено: как раз в тот момент лучшие силы «Завтра» были брошены на антиеврейский проект «Новая Хазария». Аналитики газеты, почитывавшие израильскую прессу, тексты философов и культурологов, узнали, что в Израиле прошел многосерийный фильм о Хазарии, где, в частности, высказывалась идея возрождения Хазарии на прежней территории. Обрадовавшись такому жирному куску, который сам шел в рот, «Завтра» стала из всех орудий поливать огнем Гусинского, его Еврейский конгресс и его телевизионную экспансию, направленную, по их мнению, на имперские национальные, в том числе военные, ценности). Там же присутствовал и Потанин, не слишком его впечатливший («похожий на человека, посыпанного дустом», что бы это ни значило), и, конечно, Березовский — «как белка, ходил, зыркал глазками» (вот она откуда, бернеровская белка из «Чеченского блюза»).

Он тоже был напряжен, оказавшись в логове своих заклятых врагов. Их с Чикиным усадили «как-то странно» — за интерьерную конструкцию, напоминавшую не то о столике в детском кафе, не то о президиуме, отдельно от банкиров, которые забаррикадировались от них массивным столом. Присутствующие обменялись мнениями по поводу ситуации в стране, войны, предстоящих выборов, в воздухе висело напряжение, пока Гусинский не обмолвился насчет того, что они, банкиры, практикуют сейчас быструю переброску кредитов через часовые пояса. Проханов, не удержавшись, брякнул: ага, так вы, значит, хотите, чтобы Россия затянула еще и часовые пояса? Это был не стопроцентный экспромт: еще во «Времени полдень» был пассаж про то, что «они, на Западе, обладали швейцарскими уникальной работы часами, а мы, не имея часов, владели часовыми поясами.

Учились их заводить, прикладывали к уху то Чукотку, то Белоруссию». Гусинский, однако, едва ли хорошо помнил текст романа и среагировал неожиданно: он вдруг расплылся от удовольствия и захохотал — «сделавшись благодушным и даже смешным; в этом было что-то такое наивное».

Проханов утверждает, что «смутно помнит» так называемое «Письмо 13-ти» — «какое-то общее заявление», опубликованное после множества консультаций со всеми участниками политического спектра, заявление крупнейших бизнесменов, декларирующих необходимость соблюдать правила fair-play («не допустить конфликта, взрыва, такая вот примиренческая интонация»). Письмо называлось «Выйти из тупика!». Проханов и Чикин, разумеется, не входили в консорциум, но нельзя сказать, что они не имели к этому письму никакого отношения: они поддержали его. Поддержал и Зюганов — предполагалось, что коммунисты займут в коалиционном правительстве ключевые позиции. Заканчивалось письмо довольно жестким намеком: «Отечественные предприниматели обладают необходимыми ресурсами и волей для воздействия на слишком беспринципных и на слишком бескомпромиссных политиков». Через полтора года Кургинян бросит в одной статье странную фразу: «Скольким друзьям Проханова это письмо спасло жизнь и от каких неприятностей уберегло тогда страну — вопрос отдельный».

Чтобы вытянуть Ельцина, рейтинг которого в начале года составлял 3–5 процентов, банкиры нанимают (за 3 миллиона долларов, подсказывает Проханов) Чубайса, который регулирует денежные потоки и становится менеджером избирательной кампании, о масштабах которой можно судить по знаменитому инциденту с «коробкой из-под ксерокса», когда Лисовского и Евстафьева задержали с 500 миллионами долларов наличными. Надо было срочно гальванизировать экономику — и в 96-м резко возрастает выпуск ГКО. Надо было продемонстрировать, что чеченская война — всего лишь незначительный эпизод, и вот на сигнал мобильного телефона Дудаева наводят управляемый снаряд и разносят мятежного генерала в клочья; очень скоро с боевиками заключен договор о прекращении огня, который СМИ продавали как «конец войны». Олигархи начинают пасти генерала Лебедя, который, по их плану, должен был оттянуть протестные голоса и во втором туре, в обмен на высокий пост, передать их Ельцину. В СМИ начинается антикоммунистическая истерика, автору этих строк отчетливо припоминается коммерсантовский листок «Не дай бог!», к которому приложили руку многие его будущие знакомые.

Нельзя сказать, что первая попытка Березовского встроить оппозицию в свой план полностью провалилась. Одним из следствий саммита на Новокузнецкой была приватная беседа с Гусинским, который сказал Проханову, что они на НТВ затевают миротворческую программу и оппозиция больше не будет демонизироваться телевидением: наоборот, они хотят приглашать видных деятелей из другого лагеря в свои политические программы. И действительно, с этого момента его начал приглашать в программу вечерних новостей Кара-Мурза. Так, впервые после 91-го года, с него была снята информационная блокада и он стал появляться на ТВ. Он понимал, что ему дают своего рода взятку.

Что, впрочем, не помешало ему продолжить с прежней силой мочить как самого Гусинского, так и его Еврейский конгресс. Уже в ноябре 96-го эта история будет изложена следующим образом: «Созванные по инициативе Березовского 13 банкиров-апостолов задурили голову оппозиции фарисейской идеей компромисса».

Однажды поздней осенью 1996 года Проханову позвонил Кургинян и позвал встретиться с Гусинским. Это было не то предложение, от которого можно было отказываться, так что он поехал в Кургинян-центр. Гусинский больше не был расположен к шуткам — надменный, очень гордый, исполненный величия, он сел и сделал заявление: «Если вы не прекратите инсинуации, то — а я сейчас говорю с вами не просто как Владимир Гусинский, но как председатель российского Еврейского конгресса, — я буду добиваться вашего судебного преследования. Кроме того, у меня есть также и другие средства заставить вас замолчать». Это прозвучало угрожающе. Не зная, как правильно реагировать, Проханов на всякий случай сказал ему: «Я вас услышал, Владимир Александрович».