— Мне нужно второе анонимное письмо.

Валенцано озадаченно поглядел на него.

— Напали на след?

Пьерантони хотел сказать ему о «картофелинах», но след был слишком зыбким, даже обманчивым.

— Нет, пока не напали. Но хорошо бы иметь у себя все письма для графологического сравнения.

Валенцано порылся в ящике стола и извлек оттуда письмо.

— Если нам… если пришлют еще одно такое письмо, я вам сразу сообщу, — заверил он Пьерантони.

Они попрощались.

В гостиной Пьерантони ждала Паола.

— Что вы думаете обо всей этой истории, доктор Пьерантони?

Она неподвижно сидела за игорным столиком, положив на гладкую зеленую обивку белые тонкие руки.

— Вас, Паола, тоже напугала смерть Пиццу?

Она кивнула. Нервно откинула назад упавшую на лоб прядь волос.

— Вначале все казалось просто глупой шуткой, — произнесла она. Она снова поправила непослушную прядь и тихо сказала:

— Спасите Джиджи, защитите его от бандитов. — Потом показала рукой в сторону кухни.

— Марко, наверно, уже на подходе. Попросите Анджелу принести чашку кофе и поговорите с ним мирно, не торопясь.

Марко еще не было. Анджела одна возилась в кухне, точнее было бы назвать ее электронным центром, мыла овощи. Она с тревогой поглядела на Пьерантони — история насчет лопнувшей шины сразу показалась ей обычным полицейским трюком.

— Добрый день, Анджела, — приветливо поздоровался он со служанкой. — Синьора сказала мне, что специалист по шинам вот-вот придет. Спасибо, что ты его позвала.

По ее недоверчивому, даже враждебному взгляду он понял, что Анджела впервые видит в нем полицейского на службе. Лучше всего ее успокоить.

— Хотел бы потолковать с твоим парнем о Пиццу. Он знал его, не так ли?

— Не больно-то и знал.

— Ну, может, в разговоре все-таки станет яснее, что за тип был бедняга Пиццу, — небрежно бросил он и принялся ходить по кухне, разглядывая каждое электрочудо. — Кофе мне не сваришь, Анджела?

Она кивнула, немного успокоенная его дружелюбием. Может, все ограничится простым разговором. К тому же она не сомневалась ни на минуту — ее Марко ни в каких грязных делах не замешан.

Поэтому, когда он появился на пороге, она ничем не дала ему понять, что этот звонок насчет шины самая настоящая ловушка.

Марко, правда, и сам почуял что-то неладное. Что делает в кухне этот тип, которому Анджела старательно варит кофе.

— Привет, Анджела, — осторожно сказал он.

— Этот синьор пришел насчет лопнувшей шины, — выпалила Анджела.

«Синьор насчет лопнувшей шины» усмехнулся и объяснил:

— У меня «фольксваген» — старый-престарый. — Он оглядел паренька, мягко ему улыбнулся. Коренастый, крупноголовый с черными волнистыми волосами и загрубевшими руками ремонтника.

— Не хочешь выпить со мной кофе? — предложил он. — А уж потом машину поглядим.

Он помолчал и вдруг спросил в упор:

— Последний раз, когда я тут был, на твоем месте сидел бедняга Пиццу! Никак не пойму, за что его убили.

— Вы из полиции? — встревожился Марко.

— Да, но не думай, это не допрос. Когда такое случается, положено расспросить всех, кто хоть как-то знал погибшего. Пиццу почти никого не знал в Милане. И хотя ты с ним тоже, наверно, был мало знаком, что-то, глядишь, рассказать сумеешь.

Он получил все данные об этом Марко и все-таки спросил с любопытством:

— Ты автомеханик, так ведь? Работа тебе по душе?

— Да, по душе.

— Мастерская твоя, собственная?

— Если бы моя! Одного одуванчика, который без конца мне шею мылит.

Заметив недоумение Пьерантони, застывшего с чашкой в руке, Анджела охотно объяснила:

— Ну, старого долдона, изрядного зануды.

Ей нравился жаргон своего парня.

— И давно ты знаком с Анджелой?

Влюбленные обменялись мгновенным нежным взглядом.

— Примерно с год.

— Собираетесь пожениться?

— Да вроде того! Черт побери, я двумодельный, но с Анджелой угодил в ловушку.

«Двумодельный» могло означать и любитель любовных интрижек, и готовый и на долгую связь и на коротенький роман, но Пьерантони уточнять не стал — его интересовало другое. Поэтому он только заметил, что Анджела — лучшая в мире партия. Марко, однако, понял это как намек на политику. И тут же ощетинился.

— Я в партии тех, кто вкалывает день и ночь, а зарабатывает гроши. И потом, — добавил он, — хоть я и недолго пробыл в школе, ремесло у меня есть. А на политику вашу мне начхать.

Ну, точь-в-точь как Шпага. Похоже, для них все, кто активно занимается политикой, — самые что ни на есть плохие люди, а вот они, равнодушные к ней, — отличные.

— Расскажи мне о Пиццу.

— Бедный малый! Когда надо было отремонтировать машины синьора Шпаги, Анджела присылала его ко мне в мастерскую. С неделю назад я ему привел в порядок кузов «феррари».

— Он не рассказал, что там у них произошло?

— Ясное дело, долбанули по кузову железной палкой и весь поцарапали. Но Пиццу о том молчок — хозяин приказал ему держать язык за зубами.

— Когда ты видел его последний раз?

Марко ответил, не задумываясь.

— Ну, когда кузов «феррари» ремонтировал. Неделю тому назад.

Они замолчали. Анджела переводила беспокойный взгляд с одного на другого.

— Какая красивая кухня! — внезапно воскликнул Пьерантони, желая прервать тягостное молчание.

Анджела с гордостью заулыбалась. А Марко помрачнел. Вот поженятся они, обзаведутся своим домом, и Анджела, чего доброго, захочет такую же кухню. А им о такой лишь мечтать можно.

— Все-таки, что за тип был этот Пиццу? — не утерпел Пьерантони и посмотрел на обоих сразу.

Анджела в ответ пожала плечами, мол, обыкновенный шофер, каких тысячи. А Марко пробурчал:

— Ему не нравилось ни красное, ни аминь.

— Ни коммунисты, ни демохристиане, — объяснила Анджела.

— Значит, вы говорили с ним о политике?!

— Нет. Но он на всех нападал, кроме как на фашистов.

Пьерантони встал и прошелся по кухне, любуясь тем, как сверкают плитки пола.

Анджела и Марко с беспокойством следили за ним. А он испытывал одну только досаду — тяжело процеживать через решето слова ближнего, а главное, на дне решета почти ничего не осталось.

— Спасибо за отменный кофе, Анджела. — Он позвал Марко: — Пойдем, взглянем на «фольксваген».

11

Только что закончилась рекламная предрождественская передача — сплошные елочки в сверкающих разноцветных гирляндах, семьи, ликующие, когда им вручают перевязанные ленточками торты, мальчишки, жующие карамельки.

Грохот барабанов прервал поединок двух мушкетеров, которые ждали, когда Жан Луи, тряхнув белокурым чубчиком, коснется лезвием своей шпаги дуэлянтов и возвестит «Ударами шпаги».

Риккардо и Анджело, как всегда, подвинули стулья поближе к телевизору.

Марину этот привычный скрип стульев в последнее время крайне раздражал. «Двое слабоумных», — с тоской подумала она. Сама она больше не испытывала никаких эмоций. Когда грохот барабанов достиг своего пароксизма,