Читатель. То есть талант исследователя оказался сильнее его идеологических предпосылок?

Теоретик. Талант, подкрепленный личной неприязнью, которую Миллс, несомненно, питал ко всей обнаруженной им «властвующей элите». Миллс лично был заинтересован разыскать если не союзников интеллектуалов во Власти, так хотя бы их главных врагов, и эта мотивация позволила ему пойти дальше традиционных обвинений в адрес «буржуазии». Он решительно отверг «общеклассовую» локализацию Власти и прямо поместил ее в руки сюзеренов правящих группировок:

«Никто не предлагал и не разрешал Наполеону разогнать 18 брюмера парламент, а затем превратить свою консульскую власть в императорскую. Никто не предлагал и не разрешал Адольфу Гитлеру провозгласить себя в день смерти президента Гинденбурга „фюрером и канцлером", упразднить и узурпировать соответствующие должности, соединив президентство с канцлерством. Никто не предлагал и не разрешал Франклину Д. Рузвельту принять ряд решений, которые привели к вступлению Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Не „историческая необходимость", а человек, по имени Трумэн, принял вместе с несколькими другими лицами решение сбросить бомбу на Хиросиму» [Mills, 1956, р. 24].

Столь же проницательно он разглядел источник Власти этих сюзеренов:

«Под могущественными людьми мы, конечно, подразумеваем тех, кто имеет возможность осуществлять свою волю даже в том случае, когда другие сопротивляются ей. Никто, следовательно, не может быть по- настоящему могущественным, если он не имеет доступа к управлению важнейшими социальными институтами, ибо власть подлинно могущественных людей заключается прежде всего в том, что они распоряжаются этими общественными орудиями власти» [Mills, 1956, р. 9].

«Эти иерархические институты — государство, корпорации, армия — образуют собой орудия власти…» [Mills, 1956, р. 5].

Контроль над обладающими огромными ресурсами организациями — вот что превращает обычного человека в человека Власти; но поскольку на такие позиции всегда найдется множество претендентов, вопрос заключается в том, как осуществляется их отбор и какие люди в конечном счете оказываются на самом верху. Миллс уже провел такой анализ для крупных частных капиталов:

«Взобраться на вершину пирамиды богатства нелегко, и многие, пытавшиеся это сделать, свалились, не достигнув цели. Легче и безопаснее родиться на этой вершине» [Mills, 1956, р. 115].

Но как обстоят дела в двух остальных сферах — в крупных корпорациях (должности в которых не передаются по наследству) и в государственном управлении (в котором участвуют демократически избираемые сенаторы и конгрессмены)? Миллс провел новое биографическое исследование руководителей крупнейших корпораций и обнаружил тенденцию, схожую с «наследованием» в мире частного бизнеса:

«Вся карьера типичного крупного администратора складывается ныне из переходов, совершающихся внутри корпоративных иерархий и между ними; удельный вес людей подобной карьеры неуклонно и быстро повышался: с 18% в 1870 г. до 68% в 1950 г.» [Mills, 1956, р.132].

Высшие должности в корпоративной среде все в большей степени доставались «своим» людям — проверенным в ходе многолетней карьеры внутри собственных корпораций. «Своим» для кого? Конечно же, для предыдущего высшего руководства:

«Читая речи и доклады администраторов о человеке того склада, который им требуется, неизбежно приходишь к простому выводу: этот человек должен уметь приноравливаться к тем, кто уже пребывает в верхах» [Mills, 1956, р. 141].

Миллс посвящает несколько страниц критике «американской мечты» о том, что умный и энергичный выходец из низов способен «пробиться» в высшее руководство за счет личных талантов. «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?» — встречают такого кандидата корпоративные боссы, и сразу же делают вывод: не такой уж ты и умный. Оценка ума по богатству автоматически означает, что преимущества в продвижении по службе получают те, кто с самого начала не являются бедными — то есть обладают «начальным социальным капиталом» за счет хорошего образования и вхожих в высокие кабинеты родителей. Особое значение при этом имеет даже не просто хорошее образование («Гарварда недостаточно»), а образование, позволяющее с детских лет завести нужные знакомства:

«Учеба в частной школе — отличительный признак биографии людей высших классов. Если где и можно найти "центр подготовки" социальных верхов Америки, то именно в этих 15-20 частных привилегированных школах» [Mills, 1956, р. 65).

Только человек, с молодых лет вхожий во внутренние круги уже сложившегося корпоративного руководства, может получить уникальный жизненный опыт решения вопросов:

«…во внутреннем круге высших классов большинство объективных проблем крупнейших и важнейших общественных институтов сплавлены с чувствами и беспокойствами небольших, закрытых и дружеских групп. Именно этому учат семья и частная школа подрастающее поколение высших классов: закулисное обсуждение [509] является одним из способов, которым координируется (на основе дружеских соглашений) публичная деятельность высших классов…» [Mills, 1956, р. 69).

Роль «закулисного обсуждения» не слишком афишируется лидерами корпораций, но Миллс приводит показательный пример, насколько они его ценят в реальной жизни. В 1945 году в «Дженерал моторс» обсуждалось включение генерала Маршалла2 в Совет директоров компании, причем сам владелец «Дженерал моторс», Дюпон [510], не хотел этого делать — кому нужен старый (65 лет) служака, не располагающий даже серьезным пакетом акций?

«Альфред Слоан, председатель "Дженерал моторз", в общем согласился с этими соображениями, но затем добавил: ”Я думаю, что генерал Маршалл может быть в известной мере нам полезен, если, получив новое назначение, выйдет в отставку при условии, что он останется в Вашингтоне; учитывая положение, занимаемое им в обществе и в правительственных кругах, и его связи, можно надеяться, что, когда он познакомится с нашим образом мышления, нашими целями и задачами, его пребывание на этом посту могло бы послужить фактором, смягчающим общее отрицательное отношение к большому бизнесу…» [Mills, 1956, р. 136].

Наличие у Маршалла личных связей в военных кругах США показалось Слоану вполне достаточным, чтобы без колебаний ввести генерала в совет директоров крупнейшей американской корпорации. «Валютой»1, в которой измеряется «социальное богатство» представителя элиты, является количество и надежность его личных связей с другими представителями той же элиты (вспоминаем исследование Хантера). Личное богатство без таких связей уже ничего не стоит; столь же мало стоит высокий пост топ–менеджера, не подкрепленный принадлежностью к группе, решающей вопросы. Для обозначения членов этой корпоративной элиты, управляющих громадными корпорациями, которые им не принадлежат, Миллсу приходится использовать новый термин — корпоративные богачи (corporate rich):