— И как же вы умудрились от них удрать? — спросил Роберт.

Этот вопрос очень разозлил Штефана, хотя он был уверен, что Роберт вовсе не хотел его уязвить. Даже гипотетическая возможность того, что Штефан мог силой вырвать Ребекку из рук похитителей, казалась Роберту настолько неправдоподобной, что это просто не приходило ему в голову. Впрочем, Штефан и не собирался рассказывать своему шурину буквально все подробности происшедшего. Пусть ему расскажет об этом Ребекка, если сочтет нужным.

— Нам просто повезло, — ответил Штефан. — Кроме того, я был не один.

— Человек Уайта? — предположил Роберт.

А что же еще он мог предположить?

— Я уже сказал, что он мертв. Возможно, его убили самым первым. Я толком не знаю, кто нам помогал. Кто-то… — Штефан едва не сказал «что-то» — …находился рядом с нами. Я не знаю кто. Возможно, Соня и ее братья. Я… я этого не знаю.

— Ты хочешь сказать, что по вашу душу сюда явились две группы людей, никак не связанных одна с другой? — Как ни странно, подобное предположение даже позабавило Роберта. — Кто знает, может, они так активно начнут соперничать за право вас убить, что попросту перебьют друг друга.

Штефан подумал, что слова Роберта довольно близки к истине. Однако сам он не находил в этом предположении ничего забавного.

— Вас кто-нибудь видел вместе? — спросил Роберт. — Я имею в виду — вас и этих наемников?

— Думаю, что нет.

— Прекрасно. Тогда вам имеет смысл придерживаться той версии, которую вы уже озвучили в присутствии Дорна.

— Я не уверен, что мы правильно поступили, — возразил Штефан. — Он ведь обо всем узнает — рано или поздно. Этот человек вовсе не глуп.

— Ты об этом не переживай, — сказал Роберт. — Уж его-то я к вам не подпущу. По крайней мере, до тех пор, пока мы не уладим… ту, другую проблему. У тебя есть хоть какое-то представление, сколько всего этих наемников?

— В больнице их было четверо, — ответил Штефан. — Но они уже мертвы.

Роберт с сомнением посмотрел на Штефана. Тот улыбнулся, пожал плечами и, тут же став серьезным, добавил:

— Я же говорил, что нам кто-то помогал.

— Ты хочешь сказать, что кто-то умертвил четверых хорошо натренированных бойцов, причем Дорн, судя по тому, что он здесь говорил, даже не обнаружили их трупы?

— Я не уверен на сто процентов, что они все мертвы. Двое, вернее, трое из них — так уж точно. Я просто предполагаю, что погибли все четверо. — Штефан не знал, зачем он это сейчас сказал. Он ведь, черт возьми, был абсолютно уверен, что ни один из наемников не выжил в схватке с тем… существом. — Я не знаю, что там еще произошло после того, как мы оттуда удрали.

— Может, они быстренько смылись из больницы и забрали с собой убитых товарищей, — предположил Роберт. — Наемники всегда так поступают. Однако ты прав: Дорн довольно быстро выяснит, что там на самом деле произошло. И снова явится сюда. — Роберт вздохнул, демонстрируя, как его огорчает это обстоятельство. — Но не сегодня. Уже слишком поздно. Давай на сегодня закончим. Завтра я с утра пораньше позвоню кое-кому. А еще вплотную займусь вашим другом Уайтом. У меня такое чувство, что он знает намного больше, чем можно предположить.

Штефан поднялся на второй этаж, но не стал ложиться в постель. Он ощущал неприятный привкус во рту, а в голове — тяжесть, которая могла постепенно перерасти в сильную головную боль. Когда он разговаривал с Робертом в гостиной, он чувствовал себя таким уставшим, что боялся заснуть прямо посреди разговора. Сейчас чувство усталости возросло еще больше, но Штефан, тем не менее, осознавал, что заснуть ему вряд ли удастся.

Уж слишком много на него свалилось бед. Разговаривая с Робертом, он отчетливо понял, какой безвыходной была сложившаяся ситуация. И в самом деле, их преследовали люди, поставившие перед собой задачу убить их, и этим людям ничто не могло помешать эту задачу выполнить. Но мысль об этом не очень пугала Штефана. Скорее, наоборот: такое развитие событий представлялось ему даже естественными, учитывая древние инстинкты, животные рефлексы и манеру поведения живых существ, к образу жизни которых он все больше и больше адаптировался. Они были потенциальной добычей, и их подстерегали охотники — это было вполне нормально. Они могли выжить, а могли и не выжить. И это тоже было нормально.

А вот что было ненормально, так это то, о чем ему сегодня рассказал Роберт. Он и раньше, конечно, знал, что Ребекка очень страдала после потери ребенка. Это было вполне естественно. Более того, Штефан осознавал, что ее страдания были сильнее, чем его. Однако он даже не предполагал, насколько сильнее.

Штефан почувствовал себя виноватым. Роберт был прав. И не суть важно, из каких соображений он исходил, обвиняя Штефана, но, по большому счету, он был, несомненно, прав: Штефан оставил Ребекку одну в очень трудное для нее время. Его не оказалось рядом с ней в ту самую минуту, когда она нуждалась в нем как никогда в жизни. Он не знал, простит ли Ребекка его хоть когда-нибудь за это предательство. Быть может, именно поэтому он теперь уже совсем не боялся смерти. Борьба за выживание представлялась ему довольно незамысловатым занятием, в сущности, не более чем ритуалом, проходящим согласно древним и, в общем-то, неизменившимся правилам. Но что будет дальше, если он вдруг сумеет выжить в этой борьбе?

Войдя в комнату, где спали Ребекка и Ева, Штефан не стал включать свет, однако он и так все хорошо видел. Хотя окно было закрыто, шторы не были задернуты, и в комнату падал серебристый лунный свет. Штефан в течение некоторого времени стоял и смотрел на этот свет. Лунный свет. Волчий свет. Это свет казался живым. Нет, не живым — животворным. Или Штефан потихонечку сходил с ума?

Его взгляд скользнул вдоль лучей лунного света, нарисовавших причудливый узор на ковре и кровати, ненадолго задержался на лице жены и остановился на Еве, свернувшейся клубочком возле Ребекки. Штефан снова почувствовал странное, абсолютно ничем не объяснимое, но очень сильное чувство — огромную симпатию к девочке. Он попытался не поддаваться этому чувству, и ему — хотя и с большим трудом — удалось ощутить дистанцию между собой и Евой. Штефан знал: было очень важно удерживать эту дистанцию. Возможно даже жизненно важно.

Какую тайну хранила эта девочка?

Штефан медленно подошел к кровати. Ева лежала на боку. Она сбросила с себя одеяло и подтянула колени к туловищу. Ее ладони, сложенные вместе, лежали под ее головой. Штефану показалось, что она спит не как ребенок, а как маленький щенок, свернувшийся в своей корзинке. Он невольно вспомнил о том, при каких обстоятельствах они нашли Еву. А еще о том, что рассказала Данута, и о тех жутких изменениях, которые произошли с ним, и о тысяче других вещей. Общая картина постепенно складывалась из отдельных элементов. Штефану уже многое было ясно, он больше не испытывал страха. Да и как могло его пугать то, что он знал уже давным-давно. Однако он пока не хотел представить картину в целом. Может, позже. Не сейчас. Возможно, через полчаса, или утром, или через несколько дней… Все, чего ему сейчас хотелось, так это еще хотя бы несколько минут — драгоценных минут — пожить теми представлениями, какими он жил раньше.