Доктор взглянул на часы: его щека нервно дернулась, когда кто-то постучал в стену соседнего подвала. Там люди были все еще живы и надеялись на спасение.

— Я больше ничего не могу сделать, — громко зарыдал доктор, глядя на стену. — Там умирают мои жена и дети!

Но служитель убежища уже вернулся с ведерком воды и полотенцем. Несчастный врач начал рыться в своих инструментах. Слезы из его глаз капали на приготовленные им ножницы. Он надел перчатки...

...За стеной погибающие люди снова начали стучать. Доктор сжал зубы. На его лбу проступили вены...

...Наступало утро. Однако свет пробивался, только когда поднимался ветер. Плотная завеса испарений висела над городом. Черный дым окутал улицы.

Я направился к дому Хинтершталлерса, держась поближе к старой части города. Вдалеке виднелись красно-желтые отблески пожара. Потерявшиеся дети, рыдая, бежали сквозь дым, среди кружившихся над землей обрывков бумаги и пепла. Рыдающие женщины, искавшие своих родных, спотыкаясь, бродили по обгоревшим руинам. Некоторые несли с собой скудные пожитки, мокрые одеяла для защиты от огня. Несколько пожарных изо всех сил боролись с пожарами, но их усилия выглядели жалкими на фоне бушующего пламени.

Я свернул на боковую улицу, на которой стояла мусороуборочная машина. Люди в плотных перчатках с вилами и лопатами грузили в нее маленькие черные трупики.

— Это все дети? — в ужасе спросил я.

— Нет, молодой человек, — ответил один из мужчин с грубоватой серьезностью. — Когда-то они были такого же роста, как вы. Метр семьдесят, метр восемьдесят и выше, — закончил он, как на аукционе.

На меня нахлынула дурнота. Я торопливо отправился дальше, чтобы не видеть больше обуглившиеся тела. Но они лежали повсюду: маленькие, черные, сморщенные, уже раздувшиеся — как чернокожие карлики. В воздухе стоял сладковатый запах. Но я должен был дышать. Если бы я закрыл глаза, то наверняка упал бы.

Лежавшие на земле люди умерли всего несколько часов назад. В горящих развалинах, где фосфорные бомбы настигли их, когда они пытались выбраться; на лестницах подвалов, где ворвавшийся воздух и пламя превратили их в сморщенные угли, когда они старались вырваться из ада; на улицах, где пар от мокрых одеял причинил им смертельные ожоги, когда они пытались спрятаться под ними посреди пылающего пожара; на тротуарах, где они сгорали с обожженными лицами, стремясь спастись от жара, собрав оставшуюся в водосточных канавах влагу; в канализационных трубах, где они ныряли в горячую воду, пока огонь не уничтожил последний кислород, и бездыханные тела поплыли по течению...»

Когда англо-американцы налетали на немецкие города, на улицы выходили отряды Гитлерюгенда — гасить пожары, спасать раненых и контуженных. Они работали под бомбами. Как вспоминал один из бывших гитлерюгендовцев, «когда раздавался сигнал тревоги, мы отправлялись на нашу позицию. Тушение пожара во время ковровой бомбежки — очень опасное занятие. Можно было передвигаться по улице, только пригнувшись, потому что чуть повыше над землей кислорода уже не было. Он сгорал в огне. Огромные дома складывались как спичечные коробки. Из-за этого было много погибших...» (Г. Кнопп. «Дети Гитлера» — Москва, «Олма-Пресс», 2004 г., с. 191)

Другая картинка с натуры — Дрезден февраля сорок пятого.

«Когда первые сигналы тревоги ознаменовали начало 14-часового ада, дрезденцы послушно разбрелись по своим убежищам. Но — без всякого энтузиазма, полагая, что тревога — ложная. Их город никогда до того не был атакован с воздуха. Многие никогда бы не поверили, что такой великий демократ, как Уинстон Черчилль, вместе с другим великим демократом Франклином Делано Рузвельтом, решат казнить Дрезден тотальной бомбежкой.

Что двигало Черчиллем? Политические мотивы. Промышленность Дрездена производила только сигареты и фарфор, товары невоенные. Но впереди была Ялтинская конференция, на которой союзники намеревались членить измученное тело Европы. Черчилль и захотел разыграть «козырную карту» — некое грандиозное англо-американское действо, которое «произведет впечатление» на Сталина, — слишком самостоятельного и слишком умного, набравшего слишком большую силу. Эта карта, как оказалось позже, не «сыграла» в Ялте, поскольку плохая погода отменила запланированный рейд. Но Черчилль настаивал на том, чтобы рейд все же осуществился где угодно, объясняя это необходимостью подавить волю германского населения в тылу. Едва жители Дрездена разошлись по бомбоубежищам, на город была сброшена первая бомба — в 22.09. 13 февраля 1945 года. Атака продолжалась 24 минуты.

Город был превращен в море огня. «Образцовое бомбометание по целям» создало желаемый огневой шторм — это входило в расчеты склонного к юмору и любящего сигары «демократа». Шторм начался, когда сотни меньших пожаров соединились в один, громадный. Гигантские массы воздуха всасывались в образовавшуюся воронку и создали искусственный смерч. Тех несчастных, которых поднимали вихри, швыряло прямо в пламя горящих улиц. Те, кто прятался под землей, задыхались от недостатка кислорода, вытянутого из воздуха, или умирали от жара — жара такой силы, что плавилось человеческое мясо и от человека оставалось влажное пятно.

Очевидец, переживший это, рассказывает: «Я видел молодых женщин с детьми на руках — они бежали и падали, их волосы и одежда загорались, и они страшно кричали до тех пор, пока падающие стены не погребали их».

После первого рейда была трехчасовая пауза. Затишье выманило людей из укрытий. Чтобы спастись от смертоносного жара, тысячи жителей направились в Гросс-Гартен, чудесный парк в центре Дрездена площадью в полторы квадратных мили. Но палачи все рассчитали...

В 01.22 начался второй рейд. Сигналы тревоги не сработали. Небо покрыло вдвое большее количество бомбардировщиков с зажигательными бомбами на борту. Эта волна предназначалась для того, чтобы расширить огневой шторм до Гросс-Гартена и убить тех, кто был еще не убит. Это был полный «успех» англо-американцев. В течение нескольких минут полоса огня пересекла траву, охватила деревья, и загорелось все — от велосипедов до ног и рук. Еще много дней после того все это оставалось под открытым небом страшным напоминанием о садизме союзников.

В начале второй атаки многие еще теснились в тоннелях и подвалах, ожидая конца пожаров. В 01.30 до слуха командира спасательного отряда, посланного в город с рискованной миссией, донесся зловещий грохот. Он так описывал это:

«Детонация ударила по стеклам подвалов. Ко грохоту взрывов примешивался какой-то новый, странный звук, который становился все глуше и глуше. Что-то напоминающее гул водопада — это был вой смерча, начавшегося в городе».

Те, кто находился в подземных убежищах, умерли легко: они мгновенно сгорали, как только окружающий жар вдруг резко увеличивался. Они или превращались в пепел, или расплавлялись, пропитывая землю до трех-четырех футов в глубину - тому множество свидетельств.

После налета трехмильный столб желто-коричневого дыма поднялся в небо. Масса пепла тронулась, покрывая теплые руины, в сторону Чехословакии. Один домовладелец в 15 милях от Дрездена нашел в своем саду целый слой рецептов и коробочек от пилюль из дрезденской аптеки. А бумаги и документы из опустошенного Земельного управления упали в деревне Лирна, почти в 18 милях от Дрездена.