костяшкам пронеслось охристо-красное пламя, два – рыжий, словно молодая лисица, огонь…

– Понял? Ты иди, раз устал.

– Ну если так… – опять начиная улыбаться, протянул Пабло.

Кажется, он говорил что-то ещё, но Ангус уже не слушал.

Ступая серыми, точно пепел, туфлями, из-за угла тихо вывернула она.

***

…Народ ёрзает, хихикает, бормочет – Паноптикум набит до отказа. На полу, будто змеиные шкурки, скользят фантики от конфет. Вдрызг разносятся белёсые комочки попкорна, раздавленные беспощадными каблуками… Пахнет горячим потом. Солью и карамелью. Ожиданием.

У краешка сцены возникает смутный силуэт. И пальцы – тонкие, как весенние сосульки, прозрачные, будто озёрный лёд, – разворачивают мятый, телячьей кожи, свиток…

Вспышка!

Стремительный, точно стриж, по залу проносится вихрь света. Нечто, словно сотканное из лучей июльского солнца, тёплое и золотистое, как только что собранный, пахнущий разнотравьем, мёд.

Секунда – и Фантазия на сцене. Она живая, она дышит, раскидывает серповидные крылья во всю бесконечную ширь и…

Свист.

– Ску-у-у-учно! – гнусаво орёт кто-то из дальнего ряда.

Фарфоровые пальцы вздрагивают. Но мгновением позже берут белоснежный листок.

Фантазия исчезает золотым смерчем, и дощатая сцена прогибается: воин, одетый в аквамариновый доспех, воздевает к потолку меч, на котором пляшет тёмное, цвета индиго, пламя. Миг – и за ним оживают тени. Они скалят зубы, готовят заточенные клинки. А там, в далёкой, бурлящей черноте, мечется пленённая фигурка с медными волосами…

И грянул бой!

Меч отрубает извилистые, как подтёки чернил, руки. Сносит головы, что летят вниз пушечными ядрами. Красавица всё ближе, но…

…Но где кровь? Где смех?! Где страсть?!!

– Пусть вдарит ему кулаком! Чтоб ошмётки полетели!

– А того клоуна – пинком под зад! Веселей! Надо сражаться со смаком!

– И кишки! Кишки давай!

Силуэт у края сцены заметно дрожит. Но тут Рыцарь Аквамарин добивает последнего, и враг исчезает завитком дыма. Медноволосая дева шагает навстречу, воин преклоняет колено, прижимает к губам узкую, словно ивовый лист, ладонь…

– А теперь – пускай задерёт юбку! Долой клятый шёлк! Покажи-покажи-покажи!

Но Творец шепчет: «Домой!» – и пара исчезает, в руке уже новая бумага, испещрённая тоненькой вязью букв.

Паноптикум начинает роптать. Наливаться желчью. Разочарованием.

И яростью.

Третья Фантазия освистана. Четвёртая – осмеяна. Пятая…

– Не-ве-рю! Не-ве-рю! Не-ве-рю! – скандирует толпа.

Нет, критики не навредят ни одной Фантазии… Сила этой фразы доступна лишь крематам.

Но Ангус видит, как слова-пули прошивают Творца насквозь. Девушка-спичка затравленно озирается, роняет ворох бумажных Источников…

Подойти бы, сказать, что ему понравилось…

Поздно.

Она вновь подхватывает бумаги. А потом бежит.

Паноптикум провожает беглянку демоническим хохотом…

***

– Вы уверены, мисс? Вы точно уверены?..

Она промолчала. Взгляд светло-серых, цвета ртути, глаз погладил ветхий, бесстыдно распахнутый чемодан. Уткнулся в Ангуса.

Кремат облизал пересохшие губы.

– Да. – Шёпот октябрьского ветра в листве.

– Быть может, стоит повременить? – ещё не сдаваясь, спросил Ангус. – Знаете, многие передумывают. Выжидают недельку, а потом…

…Да, он ещё не смирился.

Но она уже сделала выбор.

Его Спичка.

Сгоревшая спичка.

– Прошу, сэр. Сожгите, – прошелестела она, опустив на стойку положенную плату. – Мне больно думать о них…

Стиснув челюсти, Ангус посмотрел в нутро чемодана. Уйма исписанных страниц и рисунков. Машинописные тексты и тексты от руки, эскизы, наброски… Взгляд задержался на заголовке: «Рыцарь Аквамарин». Скользнув дальше, зацепился на крыле формы лунного серпа…

Источники Фантазий. Живых. И недоделанных зачатков, зародышей, которым больше никто не хотел дарить полноценную жизнь.

– Только…

Глаза кремата стремительно вернулись на клиентку.

– Только не при мне. Хорошо?

Ангус кивнул, заметив на её щеке слезу. Горло будто сдавил шипастый ошейник.

Едва слышный вздох, зажмуренные глаза. Поворот и…

Только мелькнули русалочье-длинные волосы. Простучал по плитке Крематория лёгкий топоток.

Ангус покусал нижнюю губу. Пальцем размазал по стойке пару тёплых, разбитых о пластик слезинок.

«Прошу, сэр. Сожгите».

Кремат протянул руку к Источникам и кожей ощутил, как они содрогнулись.

На губе выступила гранатовая капелька крови.

Ангус захлопнул чемодан. Крепко взял его за потёртую ручку…

И понёс домой.

***

– Я вернулся!

В прихожей было подозрительно тихо. Словно там, подальше, в самой глубине комнаты, затаилась разношёрстная толпа, готовая вот-вот взорваться шумом и гамом, приветствуя именинника…

Ангус ощутил, как губы тронула лёгкая улыбка. Никакого праздника у него, конечно, не было. Но здесь его ждали. И ждали всегда.

Ангус глянул в зеркало на стене и подмигнул своему двойнику.

Мимолётный ветер… А затем – цокот, шёпот, скрипы…

Ангус вновь повернулся лицом к двери, без надобности проверил замок, усмехаясь.

Около уха лязгнуло. В щёку ткнулось холодное, металлическое, а на плечо опустилась знакомая тяжесть.

– Врасплох застал, негодник! – расхохотался Ангус, деланно вздрагивая. – Ах ты негодник…

Мини-птеродактиль – кожистое тельце, медные коготки и клюв – довольно ткнулся в него ещё раз и упорхнул, спасаясь от хозяйской щекотки.

Посмеиваясь, Ангус прошёл в комнату. Бережно опустил чемоданчик на стол. Огляделся.

К нему спешили, струились, летели… Со свитков, обрывков и мятых салфеток… С аккуратных стопочек разлинованной бумаги… сереньких листков, с мясом выдранных из блокнотов…

Фантазии окружили кремата. Уселись рядом – четырёхногие, двуногие и вовсе без ног. По-детски шаловливые – и чинные, как породистые пожилые леди. Немые и таящие в себе едва ли не божий глас…

Он помнил каждую из них столь же чётко, как и день, когда впервые нарушил правила.

Ангус чуть прикрыл веки.

Паноптикум. Девушка у края сцены. Какой-то год назад.

Глаза открылись.

Дар кремата, мага, что мог законно умерщвлять живое, внезапно раздвоился, повёл в разные стороны. И Ангус стал не только жечь. Но и спасать.

Так появился Инкубатор.

– Ну что, ребятки… Я принёс новичков… – тихо сказал он. Улыбаться больше не хотелось.

Ангус открыл чемодан. Внимательные глаза уловили движение, рука легонько тронула самый верхний свиток.

Недописанное. Недоделанное.

И брошенное.

– Кто тут у нас… Не бойся. Я в тебя ве-е-рю…

Нежно-нежно. Ласково-ласково.

Строчки, написанные изысканным, каллиграфическим почерком, дрогнули, расступились, очищая пространство. Из двумерной плоскости листа стала подниматься макушка: маленькая, детская… Цвета бирюзовой морской воды в золотых, солнечных блёстках.

Из водорослей волос выглянула летучая рыбка. Перепрыгнула с места на место, дыша воздухом. Скрылась в гущине.

На кремата уставился ртутно-серый, печальный глаз. В точности того самого цвета.

Внезапный ветер сдул бирюзовую чёлку – и Ангус замер.

Второго глаза не было. Вместо него зияла пустая глазница. Будто чайки выклевали.

Ангус вздохнул, попытался ободряюще улыбнуться.

– Ничего, малышка. Я помогу.

Вместо ответа голова нырнула в бумажный омут, спряталась, словно мышь в норку.

«Помогу…»

Наморщив лоб, Ангус пробежался по строчкам.

Дитя Лагуны… Бирюза…

История Фантазии занимала только четверть свитка и обрывалась зигзагом – острым,