При этом не обошлось без некрасивых поступков, размышлял Айвен. Хотя дворф появился в этой стране уже после воцарения Ярина, до него, разумеется, доходили кое-какие слухи.

В Хелгабале давно поговаривали, что это Ярин приказал убить Мертила; шли годы, но люди не переставали болтать. Айвен не слишком верил подобным сплетням, хотя, с другой стороны, считал, что без заговора вряд ли обошлось. Вообще-то его мало интересовало прошлое этой страны. Да, он и его брат теперь называли Хелгабал своим домом, но лишь потому, что, когда они появились здесь после долгих лет странствий, Дамара показалась им не хуже любого другого королевства.

Однако Айвен начал склоняться к иному мнению в течение последних нескольких декад, по мере того как медленно тянулись часы при дворе, занятом невообразимыми глупостями.

Король Ярин и его королева вершили открытый суд: любой подданный, желавший, чтобы король выслушал его жалобу или рассудил спор, мог получить аудиенцию у августейших супругов, если позволяло время. Как обычно, сегодня еще до рассвета на ступенях дворца собралась огромная толпа народа, и отчаявшиеся крестьяне в надежде на справедливость короля буквально давили друг друга.

Их истории были слишком хорошо знакомы Айвену, потому что они не отличались разнообразием, по крайней мере, по части мотива.

Король Ярин даже не потрудился изобразить интерес, когда один бедный фермер, указав крючковатым пальцем на соседа, обвинил этого человека в краже кур. Второй, разумеется, считал свои действия правомерными и оправдывался тем, что птицы были «ничейными», потому что хозяин не сумел удержать скотину на своем дворе.

«Разделите яйца поровну!» – беззвучно прошептал Айвен в тот самый момент, когда король Ярин торжественно произнес эти три слова. Старый дворф уже не помнил, сколько раз ему приходилось выслушивать одно и то же решение. Разумеется, когда Ярин выносил свой глубокомысленный вердикт, присутствующие аристократы неизменно аплодировали и ахали от восторга, пораженные безграничной мудростью короля, дарованной небесами. И так продолжалось без конца долгие-долгие часы.

Айвен, однако, скосил взгляд, когда к трону приблизились мужчина и женщина, державшиеся за руки и толкавшие перед собой молодую девушку. Они объяснили, что это их дочь и что она носит ребенка от негодяя, который обещал жениться на ней, а теперь отказывается. Обвиняемый, мужчина намного старше девушки, бурно отрицал свою вину, осыпая несчастную и ее родителей непристойными оскорблениями. Многим зрителям эта сцена показалась занятной.

Но Айвен смотрел все это время на короля Ярина и на сидевшую рядом с ним женщину, которая тоже была на много лет моложе мужа. Жители Хелгабала в разговорах всегда называли королеву Консеттину прекрасной, хорошенькой, изящной или другими льстивыми словами, но она не соответствовала предпочтениям Айвена. Часто применительно к ней употреблялось выражение «гибкая, словно ива», но Айвен больше тяготел не к ивам, а к дубам. «Толстая, как ствол дуба», – так можно было бы описать дворфских женщин, привлекавших его внимание!

Однако слово «ива» казалось подходящим эпитетом для королевы Консеттины, отметил дворф. Очень стройная, тоненькая, она выглядела намного моложе своего возраста – шептались, что ей двадцать пять лет. Ее запястья, шея и пальцы были тонкими, длинными, и поэтому ходили слухи, что в жилах этой женщины течет эльфийская кровь. Айвен знал, что королева отрицает подобные слухи; и все же черты ее лица, фигура и светлые волосы, доходившие до талии, казались позаимствованными у феи.

Возможно, среди ее предков затесалась лесная фея, весело размышлял дворф, затем закашлялся, чтобы скрыть неуместный смешок. Он прижал к себе алебарду, выпрямился и попытался отогнать мысли о королеве Консеттине, парящей над деревьями на стрекозиных крыльях без всякой одежды.

Айвен довел до совершенства искусство спать стоя, и это умение часто помогало ему выдерживать бесконечные скучные заседания. Он ни за что не согласился бы стать королем и сомневался в том, что граждане обрадовались бы такому правителю. На него наводили тоску их бессмысленные жалобы, и, очутись он на троне, у него наверняка возникло бы искушение казнить их всех просто ради того, чтобы они заткнулись!

Мысль о казни вызвала у дворфа воспоминание о зловещей машине, которую король Ярин приказал установить в саду позади дворца и которой этот жестокий человек пользовался без зазрения совести. Она состояла из двух железных столбов с поперечиной наверху и толстого деревянного основания, в котором было вырезано углубление для шеи. Айвен слышал, что это устройство называли «гильотиной». Старый воин придерживался мнения, что такая штука более уместна в пещере орочьего короля, нежели во дворце правителя цивилизованной расы. Он просто не мог себе представить, чтобы король дворфов – например, его старый боевой товарищ Бренор – когда-либо воспользовался подобной машиной.

Айвен Валуноплечий считал, что, если ты не можешь смотреть человеку или дворфу прямо в глаза, отнимая у него жизнь, значит, ты сам себе не в состоянии признаться, что жертва заслуживает смерти.

Король Ярин довольно часто и охотно применял эту кошмарную гильотину, перешептывались подданные, и Айвен в это верил.

Айвен совершенно ясно дал понять капитану Андрусу, что не желает даже показываться в проклятом саду. Он зашел настолько далеко, что намекнул командующему гарнизоном на то, что не допустит, чтобы невинного человека зарубили у него на глазах. Андрус не стал заводить речь о государственной измене, потому что уважал старого воина: Айвен Валуноплечий не раз показал себя одним из лучших солдат Хелгабала. Когда в гарнизоне появлялся новобранец, его или ее направляли прямо к Айвену для обучения.

Без сомнения, капитан Андрус считал, что оказал Айвену услугу, определив его на легкую службу. Возможно, следует от нее отказаться, подумал старый дворф.

Мысль о том, чтобы покинуть королевский двор, унесла его на воображаемое поле боя, где отряды дворфов сшибались с толпой мерзких орков, а в небе пронзительно визжали и скрежетали разъяренные драконы…

Звук дворфских голосов оторвал старого воина от мечтаний; вернувшись к реальности, он увидел кучку неимоверно грязных низкорослых существ с клочковатыми бородами, стоявших перед королем и королевой. Все они выглядели так, словно только что выкарабкались из норы в земле, причем нора эта была отнюдь не уютной пещерой дворфов. Айвен даже засомневался, а дворфы ли это на самом деле. Пара созданий очень походила на гномов или на какую-то странную помесь тех и других. Однако у всех были бороды – лохматые, нечесаные, но вполне настоящие.

– Бежуба! – повторял один из странных «дворфов», горбатый и скрюченный.

– Беззубый? – растерянно переспросил король Ярин.

– Бежуба! – прошепелявил гость, не полностью лишившийся зубов, но весьма близкий к этому: из десен торчали немногочисленные острые пеньки, гнилые, потрескавшиеся,