Однажды, когда мама еще была беременна, она увидела падающую звезду. И впервые в жизни она поддалась суеверию и загадала желание.

Она загадала, чтобы у нее родилась девочка. Так она мне рассказывала.

Она хотела, чтобы у нее появилась я.

«Видимо, гормоны», — добавила она.

И все же. Она мечтала обо мне.

Ну а я — я мечтала о маме.

Тело мое расслабилось, наполнилось тяжестью. Меня охватила приятная усталость, мысли приплывали и уплывали, как облака, медленно скользящие по вечернему небу. Я чувствовала запах земли и влаги, слушала, как шуршат в воздухе осенние листья. Все это было так приятно, что я почти забыла, что вот уже несколько часов, как мама моя исчезла, пусть пока и не в розыске.

Проснулась я от дуновения прохладного ветерка на моей щеке. Огляделась по сторонам. Я понятия не имела, сколько проспала. А что если взять книгу и сесть почитать? Сделать вид, что все в порядке?

Может, тогда она придет домой?

Я поднялась с шезлонга и не обуваясь пошла в дом. Носки тут же намокли — еще бы, как-никак апрель. Я сняла носки, повесила их на батарею, затем вытащила какую-то книгу из стопки на столе и направилась к своему шезлонгу.

Не успела я сесть, как ногу обожгла острая боль, словно меня ужалила оса.

Мне снова пришлось вернуться на кухню. Опершись о кухонный стул, я вывернула ступню к свету. Ну конечно. Три здоровенные темные занозы вонзились прямо у основания пальцев. Одна длиной в полсантиметра, а две другие — больше сантиметра.

— Да что за чертовщина-то такая?! Можно подумать, я стала жертвой сатанинского заговора!

Я прохромала в ванную в поисках пинцета. Обшарила все шкафчики, полки и даже две плетеные корзины, которые маме наверняка кто-то подарил. Как оказалось, большинство предметов в маминой ванной не имеют ни малейшего отношения к водным процедурам, будучи преимущественно изготовленными из материала, не отличающегося водостойкостью, а именно бумаги. Книги, газеты, квитанции. А, ну да, и туалетная бумага. Целая запечатанная упаковка на дне ванны.

Кто-нибудь может мне объяснить, зачем хранить чеки из продуктового магазина в маленькой корзиночке на унитазе? Очередной вопрос, который мне хотелось бы задать маме при встрече. Удивительно, что я никогда раньше не обращала на это внимания, хотя теперь припомнила, что корзиночка стоит там уже не первый год. Мамино отсутствие как бы вдруг сделало все странности особенно заметными.

А вот пинцета-то как раз и не было, как ни ищи. Это даже хуже, чем палец отрезать, подумалось мне, и стоило мне вспомнить про палец, как боль тут же ожила, отозвавшись резкими гулкими толчками. Я села на пол и попыталась вытащить занозы голыми руками, но вывернуть стопу так, чтобы на нее падал свет, оперируя всего одной рукой, оказалось сложно. Мне почти удалось подцепить одну занозу, и я уже предчувствовала сладкий вкус победы, как вдруг она сломалась, оставив меня ни с чем.

По крайней мере в первом раунде.

К черту Интернет

У соседей справа, в бело-серой вилле из силикатного кирпича, свет не горел. Машины у входа тоже не было. Дом же слева утопал в огнях, и, прислушавшись, я даже смогла различить ритмичное басовое «дынц-дынц». У входа стояло две машины — желтая американская спортивная тачка и старый проржавевший «вольво» вишневого цвета.

Я позвонила к соседям справа. Ну еще бы, наверняка там кто-то притаился в темноте, желательно какая-нибудь медсестра, которая только и делает, что дезинфицирует ноги и быстро и безболезненно вытаскивает занозы. Через пять минут непроницаемой тишины, нарушаемой только упорными звонками в дверь, пришлось признать: в доме действительно никого нет, что, впрочем, и так было понятно.

Я нехотя побрела ко второму дому.

Какое-то время я разглядывала людей, двигающихся в желтом свете. Их освещенные радостные лица говорили об общности, сопричастности. Я почувствовала себя девочкой из сказки Андерсена, ну той, со спичками.

Только мои спички — вернее щепки — сидели в ноге.

Черт.

Какое-то мгновение я обдумывала, не вернуться ли мне домой, но, переместив тяжесть на ступню с занозами, пришла к выводу, что нужно срочно что-то предпринять. Да и чувствовала я себя, честно говоря, довольно одиноко.

Я набралась смелости, прохромала к двери и позвонила. Подождала. Ноль реакции. Я позвонила еще раз. Подождала. Никто не открывал. Я осторожно нажала на ручку двери. Не заперто. Я остановилась. Сделала глубокий вдох — и распахнула дверь.

На меня обрушился шквал звуков — музыка, крики, смех.

Короче, тусовка.

Тусовки — это, вообще-то, не совсем мое. По крайней мере, те, на которые я имела честь быть приглашенной. Мне они казались слишком хаотичными. Мне не хватало конкретики, руководства к действию. В чем фишка-то? Что нужно делать? Я, конечно, понимала, что смысл в социализации, я все же не совсем тупая. Но все это было для меня настолько расплывчатым и неопределенным, что я просто терялась. Казалось бы, добавь какое-нибудь конкретное занятие, боулинг, пинг-понг — да любую хрень, — и все тут же обретет смысл. Но просто стоять и трепаться, напиваясь в течение семи часов подряд, — нет, я так не могу. Только не без дела. К счастью, такие страдания выпадали на мою долю нечасто. Не могу сказать, чтобы меня засыпали приглашениями.

Я вошла в дом. Сердце колотилось так, будто я шла на собственную казнь. Как индеец, я прокралась на цыпочках по коридору. Отчасти потому, что идти по-другому из-за заноз я просто не могла, отчасти от страха.

Я прошла по коридору — никого. Чуть дальше — никого. И вдруг я увидела всех сразу. Они были на кухне. Я чуть попятилась, выглядывая из-за дверного косяка. Большинству гостей было лет двадцать — двадцать пять. Они стояли группами по три-четыре человека, трепались и смеялись так громко, что уши закладывало. Контраст с маминым пустынным домом был разительный.

— Простите?.. — обратилась было я.

Но мой голос потонул в шуме. Будто ему здесь было не место, среди их говора с округлым «Л» и растянутыми гласными. Какой-то парень в шляпе на пару размеров меньше нужного раскатисто захохотал, схватившись за живот и согнувшись в три погибели. Шляпа слетела, но он не обратил на это никакого внимания.

Меня никто не замечал. Раздался пронзительный женский голос:

— Ой, не могу, хорош шутить, у меня аллерхия!

Я не сразу сообразила, что она имела в виду аллергию. Я прокашлялась и повторила чуть громче:

— Простите… Здравствуйте!

Темноволосый парень с ярко-оранжевыми веснушками обернулся и окинул меня безразличным взглядом. Веснушек было так много, что местами они сливались в целые островки, из-за чего его щеки казались грязными. Он критически осмотрел меня с головы до ног. То есть в буквальном смысле. Волосы. Лицо. Грудь. Перевязанная рука.