Герман пощупал его лоб. Лоб был обычный, теплый. Если бы не непрерывный кашель, ничто не указывало бы, что Ванечка болен. Мальчик сидел на полу, возился с машинками и кхекал. Герман заметил, что все машинки у Ванечки выстроились строго по размеру — от самой маленькой до самой большой. Время от времени кашель усиливался, создавалось впечатление, что ребенок тщетно силится что-то выплюнуть.

— И поесть толком не поел. Каждый глоток — кашель.

— Приятель, открой-ка рот.

Ванечка раздвинул челюсти, и Герман заглянул внутрь. Горло было в меру розовым, ничего необычного там не наблюдалось. На всякий случай Герман встал перед зеркалом и широко разинул собственную пасть, изучая собственную гортань. У него ткани были даже более красными, чем у Ванечки. Герман покашлял, и ему показалось, что горло у него тоже начинает побаливать.

— Давай снова открывай рот.

На этот раз Герману показалось, что в горле у Ванечки что-то виднеется. Какая-то палочка или проволока.

— Там что-то есть. Как бы до этого дотянуться?

И Герман отправился за пинцетом. Обычным косметическим пинцетом достать до этой штуки не удалось. Поразмыслив, Герман вспомнил, что в его рыболовных принадлежностях есть длинный медицинский пинцет. Возможно, инструмент назывался как-то иначе, но предназначен он был для того, чтобы вытаскивать из горла щуки или другой зубастой рыбы застрявший там крючок.

Герману казалось, что он отлично придумал. Но теща, увидев, как он подступается к Ванечке с пинцетом в руке, завопила благим матом:

— Ты что удумал? В горло ребенку ржавой железкой лезть? Совсем ополоумел?

Она схватила Ванечку на руки.

— Пустите.

— Не дам! У него же там воспаление! А если ты еще инфекцию занесешь? Ржавое железо — так и до столбняка недолго.

Герман наступал, не выпуская из рук пинцет. Теща голосила. Ванечка орал, не зная, плакать ему или смеяться. Но, как водится, когда веселье достигло апогея, им помешали. В разгар схватки в дверь несколько раз сильно позвонили.

— Врачи приехали!

Врачи оглядели Германа, застывшего со ржавым пинцетом в руках, раскрасневшуюся Светлану Александровну, которая все еще прижимала к своей мощной груди кашляющего Ванечку, и кивнули:

— Собирайтесь!

В больницу поехал Герман. Теща осталась караулить возвращение Ирины. В машине Герман попытался выяснить у врача, возможно ли, чтобы ребенка с подозрением на инфекционное заболевание увезли не в специализированную больницу, а в косметологический центр, больше напоминающий санаторий. Врач посмотрел на него как на сумасшедшего и категорически отверг такую возможность.

Что же, Герман и сам так думал.

Он стал расспрашивать дальше. Его интересовало, как найти Почтарева. Есть какая-то общая база, в которой числятся все врачи, работающие на «Скорых»? Оказалось, что общей базы нет. Разные бригады могли быть приписаны к разным станциям, имелись свои машины реанимации и у всех крупных госпиталей, больниц и поликлиник.

— Могу дать вам телефон нашего отдела кадров. Может, там чего и подскажут.

Но Герман отказался. Он уже надумал, что будет делать, когда вопрос с Ванечкой решится. Он поедет к этому гаду Меерсону и вытрясет из очкастого вруна всю правду. Ясно, что Меерсон знаком с Почтаревым, иначе Ванечку никогда бы не согласились принять в «Красоте не для всех». А если приняли, значит, Меерсон пошел против правил.

Вот и пусть ответит, где сейчас Ирина.

В больнице имени Рауфуса врач в приемном отделении потратил на Ванечку совсем немного времени. Едва заглянув мальчику в горло, он хмыкнул и взял в руки пинцет — родного брата того ржавого инструмента, который пыталась отнять у Германа его теща.

— Ну-ка, посмотрим, что у тебя там. Посмотри на потолок, видишь попугая? Зеленого такого? А перья в хвосте какие яркие!

И пока Ванечка с разинутым от удивления ртом пытался рассмотреть на потолке несуществующую птицу, врач ловко полез к нему в горло и уже через секунду воскликнул:

— Оп-ля! Готово!

Герман с удивлением смотрел на то, что он принял за нитку или кусок проволоки. Это была тонкая щепка, заноза, которая издалека казалась тоньше, чем на самом деле.

— Как это оказалось у него в горле? — изумленно пробормотал Герман.

— Это еще что! — весело воскликнул врач. — Видели бы вы, что иногда из детей приходится извлекать. От бабушкиного серебряного половника до папиного комплекта шахмат. Причем ладно бы одну-две пешки, но случалось, что и все тридцать две фигуры находились внутри проказника. Сосал он у вас какие-нибудь деревяшки?

— Было дело, — признался Герман.

— Пожалуйста! Заноза и застряла.

Едва из горла извлекли занозу, Ванечка почти сразу перестал кашлять. Он заметно повеселел, хотя и раньше грустным не был.

— Так я могу его забирать?

— Забирайте, — великодушно разрешил врач. — Все в порядке с вашим сыном.

Но у Германа оставался еще вопрос.

— Скажите, а вы могли бы посмотреть шрамик у него на лбу? Дело в том, что я уезжал, ребенок оставался с… няней. А теперь я вижу, что у него появился шрам. Но няня удрала, и мы не можем понять, что это была за травма.

— Хм, посмотрим, что здесь у нас.

Подняв волосы на лбу у Вани, врач осмотрел шовчик.

— Что я могу сказать? Шов наложен профессионально. Еще и лазером здесь шлифовали. Что странно: шов совсем свежий, ему от силы дней десять, но следов ушиба или другой травмы я не вижу. Конечно, могло быть и такое, что ребенок просто порезался. Если хотите, оставьте его у нас. Мы проведем обследование и дадим заключение. — Видя, что Герман колеблется, врач добавил: — Будь это какое другое место, я бы вас отпустил, не раздумывая. Но это голова, а с ней все-таки шутки плохи.

Нельзя сказать, что Герману хотелось оставлять Ванечку в больнице. Но какой у него выход? Теща прямо заявила, что ее друг не выдержит второй ночи в разлуке, и она не намерена приносить свое женское счастье в жертву.

— Если до вечера ты не приведешь Ирину домой, будешь сидеть с Ванечкой сам. И плевать мне, что ты работаешь. Посидишь пару деньков, авось оценишь мою дочь по достоинству.

Так что, оставляя Ванечку в больнице, Герман испытывал двоякие чувства. С одной стороны, жалко ребенка, но с другой — руки-то теперь у Германа развязаны. Он может целиком посвятить себя поискам Ирины.

Почему Герман решил, что Меерсон знает Почтарева? Не верил он, что больного ребенка могла принять у себя косметологическая клиника. Разве только по очень большому блату. Значит, Почтарев должен быть не просто знакомым Меерсона, а очень близким другом.

Вот пусть теперь и отдувается за своего приятеля.

Если бы Герман только знал, какими неприятностями обернется это решение, он бы и шагу не сделал в сторону Меерсона. Больше того, обошел бы этого господина за сто километров. Увы, Герман не обладал даром провидца и потому двинулся в сторону дивного зеленого городка Сестрорецка, где проживал господин Меерсон.