Удивленный его непреклонным выражением, Толик обернулся. Парни перестали бросать мяч в корзину, собрались в центре и смотрели на него: кто с сочувствием, кто с неприязнью… «С неприязнью! – кольнуло Толика. – Неужели завидуют? Завидуют моему успеху!» Он резко обернулся:

– Ну и что дальше? – От напряжения у него задергался мускул на щеке.

– Дальше, – тренер выждал, обдумывая решение, и вынес Толику приговор: – Думаю, что тебе будет полезно маленько поостыть. Следующую игру посидишь на скамейке запасных.

– Да? – Толик задохнулся от возмущения: «Его, и в запас?! А кто победу принес?! Пушкин?! Или, может быть, этот Козел?» Мысли тут же облачились в слова, с языка сорвалось: – А разве вам неизвестно, Андрей Евгеньевич, что в команде всегда есть фаворит, которому поручается право завершающего удара?

– Ну, пока что мое слово здесь решающее, – напомнил Горин, потирая больную ногу.

Толик в ответ процедил сквозь зубы:

– Я не могу смотреть со стороны на то, что я делаю лучше других.

– Не то ты говоришь, Толик, не то, – мягко, почти по-отечески, укорил тренер, но Толик не принял его участия.

– Не знаю, то я говорю или не то, но я уверен в одном: скамейка запасных не для меня, тем более во время спартакиады. Может, мне вообще лучше уйти? В «Метеор», например? Свиридов меня давно уговаривает.

– А вот это уже решать не мне, а тебе, но учти, центровой, злоба убивает в человеке все, даже талант!

Толик резко дернулся, словно получил пощечину. Брови его сошлись в одну линию, мертвенная бледность покрыла щеки. В мозгу молнией пронеслось: «Да что они, сговорились все, что ли? Сначала Туська, теперь этот бывший чемпион».

Через десять минут он ушел из спортзала. Второй раз за этот день ему пришлось спасаться бегством.

Славик догнал его почти у выхода. Растрепанный, мускулистый, в спортивных трусах и футболке, он сразу привлек внимание девчонок. Те захихикали, как малолетки, но он даже бровью не повел.

– Погоди! – Тяжелая рука легла на плечо. – У тебя чего, друг, конкретно крыша прохудилась?

– А может, это у него крыша на бок съехала? – возмущенно выкрикнул Толик. – Меня в запаску? Да хрен ему!..

– Толян, не дури! Вернись в зал!

– Иди, кэп, а то он и тебя за компанию со мной из команды выпрет!

Толик рванул на себя ручку и, выйдя за дверь, глотнул морозного воздуха.

Так! Все правильно! Третий раз он сегодня сбежал, теперь от друга. Бог, он ведь любит троицу. И в России троицу любят: русская тройка, три девицы под окном, три богатыря, даже соображают и то всегда на троих.

«О! А это, пожалуй, мысль! Пойду и утоплю горе в вине!» – шальная идея засела в голове, как шило в одном месте, и в конце концов Толик оказался в «Курятнике». Недавние наставления отца он загнал в самый дальний уголок памяти и приказал им не высовываться оттуда.

– Привет, центровой! – услышал Толик и, подняв голову от бокала с вином, увидел перед собой блондинку.

Сначала он хотел отослать девицу, сказать, что здесь занято, но когда пригляделся в царившем вокруг полумраке, понял, что перед ним Кристина. Вот кого он меньше всего ожидал увидеть, так это ее, а она уже по-свойски присаживалась к нему за столик, не спрашивая разрешения.

– Привет, – с опозданием отозвался Толик и вяло подумал: «А ведь классная девчонка. И волосы длинные, не такие красивые, как у моей Туси, но все же ничего». Толик любил пропускать Тусины шелковистые прядки сквозь пальцы и смотреть, как они водопадом струятся вниз. Он любил Тусю, и ему было больно. И еще неизвестно, кому больнее: Славке или Толику, которого, можно сказать, морально предали. Но сейчас он смотрел на Кристину, ожидая, что она скажет, а та не спешила с разговорами. Она достала сигарету, через секунду щелкнула зажигалка, и девушка затянулась. Крепко, по-настоящему.

– Сколько ты выпил, центровой? – спросила блондинка, улыбнувшись.

– Пока недостаточно, – хмуро заметил Толик.

– А тебе разве можно, спортсмен?

– Мне теперь все можно. Я в запасе. А что ты все «центровой» да «спортсмен». Меня, между прочим, Толиком родители назвали.

– А меня Кристиной.

– Знаю. Славик просветил.

– А что он еще тебе рассказал?

Их взгляды встретились.

– Славка не трепло, но так уж вышло, что я посвящен в ваши отношения, – не стал отпираться Толик и потянулся к бутылке крепленого вина. – Будешь?

– Я за рулем.

– А чуть-чуть?

– Ну если только чуть-чуть, – согласилась Кристина.

Толик наполнил фужеры: наполовину ей и под завязку себе. Кристина ему нравилась, просто по-человечески. Не ломается, не зудит над ухом. Он предложил, она выпила, правда, только пригубив вина. Разговор начался медленно, с каких-то общих фраз, а потом захлестнуло. Толик все говорил и не мог выговориться. Обида клокотала в нем. Между слов он успевал прикладываться к фужеру. В результате он утопил свои тревоги и печали куда глубже, чем следовало в данной ситуации.

И вот теперь, выйдя из дверей бара, он то и дело опадал на плечо Кристины. Наконец она дотащила его до своей машины и смогла затолкать его внутрь на заднее сиденье.

– Где ты живешь?

– Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз, – произнес Толик заплетающимся языком и рассмеялся.

– О-о-о! – Кристина оглядела его. – Предупреждала же, добром это не кончится.

– Я не пьян, – обиделся Толик.

– Все так говорят.

– Не-е, все нормально!

– Нормально будет, если ты скажешь, где живешь, а я тебя туда отвезу.

– Мне домой нельзя, – вспомнил Толик.

Он хоть и был крепко выпивши, все же соображал, что отец устроит ему конкретный разбор полета. Да и перед матерью стыдно появиться снова в таком непотребном виде.

В салоне повисла пауза.

– Ну и куда прикажешь тебя девать? – вздохнув, спросила Кристина.

Не дождавшись ответа, она обернулась: Толик спал, по-детски приоткрыв рот и посапывая. Девушка покачала головой, словно не понимая, как это с ней произошло, и, проворчав себе под нос что-то вроде: «Вот влипла», – завела машину.

…Наутро Толик мучился от изнуряющего похмелья. Мало того, что он проснулся в совершенно незнакомой комнате, на чужом диване, с чужими постерами на стенах, так он еще к тому же совершенно ничего не помнил. Полный ноль, матрица начисто стерта после того момента, как он оказался в «Курятнике». И голова болит так, словно он стукнулся ею о рельсы. А на часах, если верить собственным глазам, десять, и за окном светло. Значит, десять утра. Теперь следующий вопрос: где он? Кажется, Господь его услышал, потому что послышались шаги, и в комнату вошла… Славкина Кристина. Точно, вчера он с ней долго разговаривал в баре, но о чем? Толик слишком резко замотал головой и был за это мгновенно наказан – внезапно мозги пронзила резкая боль. Он прижал пальцы к вискам, чувствуя, как в них пульсирует кровь. «Пить больше не буду никогда, ничего, кроме воды… и пива, – подумав еще немного, Толик расширил список до шампанского, в разумных пределах. – И все! Точка!»