— Положи его снова под куст, — сказал Аксель. — Он боится.

Осторожно подняв ежа, Саймон убрал его подальше от людских глаз, за клумбу.

— Не сломай только мои galtonia candicans, Саймон.

— Свой еж! Это чудесно, Хильда. Вы его часто видите? Кормите?

— Выставляем ему молоко с хлебом. Надеемся, что съедает он. Я ужасно волнуюсь, как бы он не свалился в воду.

— Ежи чудовищно глупы, — сказал Аксель.

— А я уверен, что у него ума хватит, — возразил Саймон.

— Саймон настолько чувствителен, — язвительно обронил Аксель, — что считает себя обязанным снять недостойное обвинение с интеллекта ежа.

— Да, я уверен, что он отлично соображает. А вы такие счастливцы! Как мне хотелось бы иметь у себя сад! Тебе нужно завести кошку, Хильда. Непременно. Подумай, как ей здесь будет хорошо. Аксель не разрешает мне кошку…

— Пожалуйста, выражайся точнее, Саймон! Мы оба решили, что завести кошку было бы непрактично.

— Ладно, пусть. Но мне так хочется, чтобы у тебя появилась кошка, Хильда, а я приходил бы к ней в гости. Сиамскую, а?

— Лучше обыкновенную, пушистую.

— Может быть, черно-белую? Черную кошку с белыми лапками!

— И с белой мордочкой, и с белым кончиком хвоста!

— Нет, лучше с белыми лапками и…

— Господи, боже мой! — воскликнул Руперт. Наступила тишина, и Хильда повернула голову, пытаясь проследить направление его взгляда. Женщина, возникшая в дверях гостиной, смотрела на них с той стороны бассейна. И это была Морган.

Засуетившись, Хильда поднялась на ноги.

— Морган! — одновременно с Хильдой воскликнул Саймон.

Морган была в светло-сером плаще; тихо поставив рядом с собой объемистую синюю холщовую сумку, она смотрела на них с той стороны бассейна словно невидящими глазами.

Подбежав, Хильда с низким протяжным «о-о-о!» обхватила сестру за шею и, притянув к себе, прильнула щекой к медленно опустившимся векам Морган.

— Ну слава Богу, ты дома!

Морган стояла по-прежнему неподвижно, потом повернула шею, отвела голову в сторону и твердым движением рук разомкнула объятие Хильды.

— У вас появился бассейн.

— Да, он совсем новый. — Слезы струились у Хильды из глаз.

— Морган, милая моя, — сказал Саймон, беря ее за безжизненно висящую вдоль тела руку. Казалось, он собирался поцеловать ее в щеку, но вдруг нагнулся и жадно припал к руке.

— Добро пожаловать, дорогая, — говорил Руперт, пожимая доставшуюся ему вторую руку.

— Привет, Морган, — слегка поглаживая лацкан пиджака, сказал Аксель.

Отдернув руки, Морган слепо озиралась. Потом, сняв овальные в металлической оправе очки, начала протирать их довольно грязным носовым платком.

— Сейчас налью тебе шампанского! — воскликнул Саймон. — Не дергайся, Хильда, она выпьет из моего бокала.

Снова надев очки, Морган стояла в прежней напряженной позе, щурясь от падающего в глаза солнца. Взгляд упал на шампанское, на цветы.

— Вы что-то празднуете. Чей-то день рождения…

— Годовщину нашей свадьбы, дорогая.

— Я как-то не ожидала… столько людей… веселье…

— Только свои, — сказал Саймон. — Вот, возьми.

— Нет, Саймон, спасибо. Я не хочу шампанского. Думаю, это… надо бы снять. — Она шевельнула плечами, и серый плащ упал на землю. Саймон бросился поднимать его.

Непрошеные слезы высохли, и теперь Хильда внимательно рассматривала сестру. Морган была в очень простом, сильно измятом платье из синего хлопка. Прямые темные волосы подстрижены по-мальчишески, хоть и не слишком коротко. Узкие карие глаза и длинный чуткий нос. Лицо изможденное, кости туго обтянуты кожей. Длинноногая, тоненькая. В мгновенном озарении Хильда вдруг поняла: они достигли возраста, в котором годы значимы. Теперь изможденная худоба шла Морган. И усталость казалась изящной. И даже очки в железной оправе выглядели как украшение. Да, теперь красота была на стороне Морган.

— Душа моя! — на мгновение снова обняв сестру, воскликнула Хильда.

— Мы ждали тебя не раньше чем дней через десять, — сказал Руперт. — Иди сюда, усаживайся.

— Нет, спасибо. Я и сама так думала. Но потом все же решила лететь. Багаж придет следом. Сейчас я прямо из аэропорта. Решив вернуться, уже не могла ждать ни часа.

— И мне это понятно, — подхватила Хильда. — Какое счастье, что ты здесь! Я так боялась, что ты передумаешь.

— Морган, мне хочется, чтобы ты что-нибудь выпила, — сказал Саймон. — Может быть, виски?

— Надеюсь, ты к нам надолго, очень надолго, — сказала Хильда. — Ведь ты никуда не поедешь? Какие у тебя планы?

— Я совершенно не понимаю, что делаю. Не знаю, куда еду. Планов у меня нет. Намерений тоже нет. Я только что спустилась с трапа самолета и совсем ничего не соображаю. — Повернувшись, она шагнула в сторону гостиной.

— Да-да, конечно! — воскликнула Хильда. — Идем сейчас же наверх, бедняжка. Там все для тебя готово. И ты сразу ляжешь. Руперт, возьми, пожалуйста, ее сумку. Дай мне этот плащ, Саймон. Пойдем, моя милая девочка, наконец-то ты дома.

— В какую комнату ты меня поместишь?

— Вот сюда…

Хильда широко распахнула дверь, и Морган вошла. Сестра и зять шли следом. Поставив сумку на пол, Руперт помедлил, потом, по знаку Хильды, вышел. Хильда закрыла дверь.

Взгляд Морган остановился на кровати, застеленной плотным зеленым шелковым покрывалом. Медленно потянув его за край, она сбросила покрывало на пол, сняла очки, осторожно легла на кровать носом вниз, зарылась лицом, в подушки и, когда Хильда попыталась что-то сказать, громко, безудержно разрыдалась.

С легким шорохом провезя стул по ковру, Хильда поставила его вплотную к кровати. Секунда — и она обняла судорожно вздрагивающие плечи Морган.

— Хильда, прости, не надо меня трогать.

— Извини, дорогая.

— Прости.

— Мне уйти?

— Нет. Останься, но молчи.

В комнате наступила тишина, и только в окно долетало пение птиц и легкий гул голосов из сада, где продолжали сидеть и беседовать Руперт, Аксель и Саймон.

Хильда встала, прошлась по комнате. Что-то легло возле щеки Морган. Большой чистый носовой платок. Протянув руку, Морган взяла его, развернула. Слезы, еще слезы. Много, много слез.

— Хильда.

— Да, милая?

— Можешь дать мне хорошую порцию виски-рокс?

— Какого виски?.. А, поняла, со льдом. Сейчас, одну минутку.