Однажды он между делом спросил, принадлежит ли мисс Мэри к моему племени.

— Нет, — ответил я. — Она из племени Северного Рубежа под названием Миннесота.

— Я понял по ритуальным шрамам, — кивнул Нгуи.

Чуть погодя, за беседой о религии и родовых обычаях, он осведомился, собираемся ли мы после праздника сделать отвар из колючек рождественской елки. Я сказал, что вряд ли.

— Мзури, — ответил он с облегчением.

— Почему?

— Вам джин, нам пиво, нормальный ход вещей. А отвар мисс Мэри лучше не пить, если вера позволяет.

— Если добудет льва, отвар точно не понадобится.

— Мзури, — сказал он. — Мзури сана.

В это утро я решил не будить жену: пусть выспится как следует, с запасом на будущее. По поводу льва я не переживал, просто все время думал о нем и о Мэри.

Разница между диким львом-мародером и позирующим перед туристами живописным гривастым красавцем из заповедника примерно та же, что между матерым гризли, который шутя обходит твои капканы, подкапывает заимки и разоряет схроны с провизией — и медведем-попрошайкой, выходящим к дороге в Йеллоустонском парке. Попрошайки, впрочем, ежегодно калечат туристов, которым не хватает ума отсидеться в машине, да и машина не всегда спасает, если зверя разозлить.

Бывает, что львы из заповедника, привыкшие к фотоаппаратам и подачкам туристов, покидают охраняемую территорию и ввиду отсутствия естественного страха перед человеком становятся легкой добычей так называемых спортсменов и их жен, которым почти всегда помогает профессиональный охотник. Наша задача, однако, состояла не в том, чтобы обсуждать и критиковать мошеннические способы убийства львов, а в том, чтобы выследить для Мэри умного, жестокого и бывалого хищника, которого она могла бы убить, соблюдая если не религиозный ритуал, то хотя бы элементарные этические правила. Для меня эти правила уже давно сделались нормой. С точки зрения Чаро, они были слишком жесткими, и он мало-помалу начинал проявлять нетерпение. Будучи дважды трепан леопардами, он полагал, что я подвергаю мисс Мэри ненужному риску. Однако правила придумал не я. Они перешли ко мне от Отца, который при охоте на опасных хищников следовал старому кодексу чести, бытовавшему в Африке до тех пор, пока охоту не опошлили «гребаные джипы».

Льву уже дважды удалось нас провести, и оба раза я легко мог бы его уложить, не будь он предназначен мисс Мэри. Второй раз провинился Отец. Он очень хотел, чтобы Мэри до его отъезда успела добыть льва, — и ошибся, как бывает со всяким, кто слишком старается.

В тот вечер мы сидели у костра. Отец молча покуривал трубочку, а Мэри сосредоточенно вела дневник, куда она заносила свои секреты, чаяния, огорчения, новые впечатления, усвоенные уроки и победы, которые не хотела пачкать публичной похвальбой. Ей светил газовый рожок, висевший на брезентовой стене столовой, а мы с Отцом сидели рядом в халатах и противомоскитных сапогах.

— Умный, сволочь, этот лев, — сказал Отец. — Будь Мэри чуть повыше… Я сам виноват.

Мы избегали говорить о его ошибке; все было понятно без слов.

— Мэри его в конце концов возьмет, ясное дело. Тут важно другое. Наш лев, конечно, не самый храбрый. Умный — да. Однако если его ранить, станет храбрым. И до этого лучше не доводить.

— Я теперь сносно стреляю.

Отец, помолчал, что-то обдумывая.

— Сносно — это скромно сказано. Слишком нос не задирай, но и не прибедняйся. Будь уверен в своих силах. Рано или поздно он ошибется, и ты его убьешь. А если появится львица с течкой, то вообще голыми руками бери. Жаль, они сейчас беременные ходят.

— А как он ошибется?

— Как-нибудь ошибется, не сомневайся. Жаль, что я уезжаю… Присматривай за Мэри, следи, чтобы спала как следует. Она уже вон сколько времени на взводе. И льву передышку дайте, не гоняйте зря. Он должен потерять страх.

— Что-нибудь еще?

— Продолжай ее тренировать, пусть охотится, мясо добывает. Руку надо набивать.

— Я думаю так: подвести Мэри на пятьдесят ярдов. Если не получится, второй заход сократить до двадцати.

— А что еще остается?

— Вот именно. Хоть время будет, чтобы прицелиться.

— Стреляет она, конечно, дьявольски метко. Жаль, день на день не приходится. И непонятно, отчего зависит.

— Да вроде понятно.

— Я тоже думал, что понятно… Короче, как бы там ни было, на двадцать ярдов ее не подводи.

Двадцать с лишним лет назад мы с Отцом сидели у такого же костра и обсуждали теорию и практику охоты на опасных хищников. Отец тогда с брезгливым недоверием отзывался об «охотниках на сурков», упражняющихся в тире.

— Мячик для гольфа на козлы кладет — и за милю сшибает! Только козлы не живые, а деревянные. Раз за разом бьет, и рука не дрогнет, пока не доведется в настоящего зверюгу с двадцати ярдов стрелять. Тут герой не то что в мячик, в Килиманджаро не попадет! Ствол ходуном, колени ходуном, все вокруг приседают, чтоб пулей не задело… — Отец молчал, пыхтел трубкой. — Никому не доверяй на охоте, пока не подведешь к опасному зверю хотя бы на пятьдесят ярдов. Пока не увидишь, как бьет с двадцати, — на работу не бери. На коротких дистанциях внутренняя сущность наружу выходит. Никудышный стрелок либо мажет, либо в брюхо лепит, чтоб наверняка.

Я вспоминал этот разговор и старые добрые дни — и думал, что сафари проходит здорово и будет чертовски жаль, если мы с Отцом никогда больше не пойдем на охоту, когда к костру вышел Арап Майна и лихо взял под козырек. Он всегда отдавал честь на загляденье четко, с оттяжкой, в конце движения едва удерживаясь от улыбки.

— Доброе утро, Майна.

— Джамбо, бвана. В Маньятте говорят, большой лев опять приходил. Корову в кусты уволок. Поел и бросил, больше не возвращался. К болоту пошел на водопой.

— Лев со шрамом на лапе?

— Да, бвана. Теперь сюда спустится, надо полагать.

— Добро. Еще что слышно?

— Говорят, мау-мау из тюрьмы бежали. Те, что в Мачакосе сидели. Теперь сюда идут.

— Когда это случилось?

— Вчера.

— Кто рассказал?

— Один масаи, я его на дороге встретил. Он ехал на грузовике, сказал, что работает в индийской лавке. Где лавка, я не спросил.

— Пойди поешь чего-нибудь. Позже поговорим.

— Ндио, бвана. — Ствол винтовки сверкнул в утренних лучах, Арап Майна снова отдал честь. В Шамбе он переоделся в новую форму, выглядел весьма импозантно и сиял от радости, потому что принес две хорошие, по его мнению, вести. Он был охотником, и теперь нам предстояла охота.

Я решил сходить к палатке и проверить, проснулась ли Мэри. Если нет, тем лучше.

Мисс Мэри проснулась, но не до конца. Если она просила разбудить ее к определенному часу, скажем, к половине пятого или к пяти, то вставала быстро, сердясь на любую задержку. Сегодня, однако, было по-другому.