делал, что просил Ставку дать ему войска и танки из резерва. Верховный хотя и сердился, но шёл ему навстречу. А потом сказал, как отрубил — не тянет Голиков фронт, надо его заменить! Так что мотай на ус, Николай Фёдорович!

— И не паникуй, — подал голос Василевский. — Я уверен, у тебя всё получится. — Он взглянул на часы. — Пора мне, Георгий Константинович.

— Ты вот что поимей в виду, Александр. — Жуков подошёл к нему ближе. — Когда я уезжал, Сталин сказал, что пора нам с тобой готовить предварительные соображения по плану боёв на Курском направлении. Всё то, что мы с тобой сделали по передислокации войск фронта в целях его укрепления, Верховный одобрил, теперь вот поручил нам новое дело, и весьма серьёзное, тут не может быть ошибок. Я ещё с неделю поработаю в войсках, переговорю с командармами и пришлю в Ставку своё заключение, разумеется, с учётом и твоего мнения, о возможных действиях противника весной и летом 1943 года, а также соображения о наших оборонительных боях на ближайший период. Когда документ будет готов, я позвоню тебе по ВЧ, чтобы уточнить кое-какие моменты, а уж потом пошлю доклад верховному. Мне нужно ещё побывать у генерала Рокоссовского на Центральном фронте.

— Хорошо, Георгий, — ответил Василевский. — Главные вопросы мы с тобой уже обсудили и согласовали, и вряд ли против них станет возражать Верховный. — Взгляд маршала упал на часы. — Пора мне, — качнул он головой и взял с пола свой саквояж[4].

— Ну, ни пуха тебе, ни пера, Сашок! Давай. — И Жуков тепло пожал Василевскому руку...

Вскоре «Дуглас» начальника Генерального штаба совершил посадку на Центральном аэродроме в Москве. В столице шёл дождь, громыхал гром, словно стреляли сотни орудий. Пока Василевский добирался до небольшого домика на краю аэродрома, где находился дежурный, он изрядно промок. Подошёл к столику, на котором стоял городской телефон, и позвонил домой. В трубке услышал негромкий, но такой дорогой ему голос жены:

— Саша, это ты?

— Я, Катюша... — Лёгкое волнение возникло в его груди. — Вот прилетел в Ставку.

— Домой когда придёшь? Я приготовлю твоё любимое блюдо — пельмени. Я только что была в магазине и купила свежего мяса...

— Приду поздно вечером, а сейчас еду в Кремль. У тебя всё хорошо?

— Да, — отозвалась трубка. — И я, и Игорёк скучаем по тебе. Сын всё выглядывает в окно, не появится ли во дворе отец.

— Я тоже скучаю... Ладно, Катюша, до встречи!..

До Ставки он доехал быстро. В приёмной его с улыбкой встретил генерал Поскрёбышев.

— С приездом, Александр Михайлович! — весело произнёс он и спросил, не встречался ли Василевский с Жуковым, который уехал на фронт ещё вчера. — Я просил его позвонить, когда приедет в штаб Воронежского фронта, но Георгий Константинович почему-то не позвонил, а Верховный уже спрашивал, на месте ли маршал.

— Да, с Жуковым я виделся, кое-что с ним обговорили... Скажи, Александр Николаевич, у Верховного есть кто-то?

— У него важное совещание, велел не тревожить его, но вас он ждёт, так что можете идти.

— А что за совещание? — поинтересовался Василевский.

— Обсуждают работу военных заводов Урала, выпускающих боевую технику и боеприпасы. Там у Иосифа Виссарионовича нарком танковой промышленности генерал Малышев, нарком вооружения генерал Устинов, нарком чёрной металлургии Тевосян, заместитель наркома обороны командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал Федоренко, некоторые директора заводов.

— Да, публика собралась серьёзная, — задумчиво промолвил Василевский.

Передохнув, он открыл дверь.

— Разрешите, товарищ Сталин?

Тот сидел за столом и что-то писал в своём рабочем блокноте, а услышав голос Василевского, вскинул голову.

— Прибыл начальник Генерального штаба, это хорошо. — Сталин кивнул на стоявшее рядом кресло. — Садитесь и слушайте, вам тоже полезно знать, как работает наша военная промышленность, сколько и чего она даёт Красной армии, а чего, к сожалению, ещё не даёт.

Василевский сказал присутствующим: «Здравствуйте, товарищи!» — и шагнул к столу. На время в кабинете стало тихо, а когда маршал сел в кресло, заговорил Сталин:

— Можно продолжать. Товарищ Малышев, мы вас слушаем. Вы сказали, что в декабре 1942 года будет сдан в производство танк ИС-2. Надо бы скорее дать эту бронемашину Красной армии. Да, а сколько вообще танков и самоходных артустановок даст военная промышленность в 1943 году? Повторите, пожалуйста, эту цифру.

— Более 24 тысяч танков и САУ[5], — чётко произнёс Малышев. Он кивнул на сидевшего против него наркома чёрной металлургии Тевосяна. — Вот если Иван Фёдорович даст нам больше металла, то и танков дадим армии больше.

— Уральские рабочие способны на трудовой подвиг, — подчеркнул Сталин. — Я переговорю с первым секретарём Челябинского обкома партии Николаем Семёновичем Патоличевым и попрошу его изыскать резервы для увеличения производства металла. Кстати, вы по этому вопросу с ним не разговаривали, Вячеслав Александрович?

Малышев почувствовал, как кровь прихлынула к лицу.

— Я там был не раз, встречался и с Патоличевым, — пояснил нарком. — Очень интересная личность. Умён и хозяин своего слова, у него есть хватка. Рабочие его боготворят, сам видел, когда был с ним на заводах Челябинска.

— Что ещё у вас интересного? — спросил Верховный.

— В начале 1944 года мы освоим серийный выпуск танка Т-34-85 главного конструктора Морозова, — сообщил Малышев. — Начнём также выпуск самоходной установки СУ-100.

— На базе танка Т-34, — уточнил нарком вооружения Устинов.

Нарком Малышев добавил, что в 1944 году производство танков и САУ достигнет 29 тысяч, в том числе САУ более 12 тысяч.

— Далеко шагнула наша танковая промышленность, — заметил сидевший рядом со Сталиным нарком иностранных дел Молотов, заместитель председателя ГКО.

— Весьма далеко, Вячеслав Михайлович, — поддержал его генерал Федоренко. — В первом полугодии 1941 года наши заводы дали Красной армии всего лишь 393 танка КВ и 1110 Т-34.

— Очень мало, — сердито произнёс Сталин. — Хотя нарком обороны маршал Ворошилов рисовал нам радужную картину, даже как-то мне напевал: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны...» Этих самых мужественных бойцов и командиров Красной армии мы крепко