Куда идти, ей было все равно, и она послушно подошла к нему.

– Плэйбэк посмотрите, – сказал Миша. – Вот он, ваш крупный план. Улыбку еле поймал!

Соня взглянула на экран стоящего перед ним монитора и увидела свое лицо. Она слушала, что рассказывал ей Вадим, но лицо у нее при этом было отрешенное. Еще бы! Такого разочарования, какое она пережила сегодня, ей переживать в жизни еще не доводилось. Потом улыбка все-таки мелькнула на ее лице – не мелькнула даже, а лишь слегка тронула губы. Наверное, Вадим сказал что-нибудь очень уж смешное.

– Вот она, улыбка, – с удовлетворением произнес Миша. – Лед и пламень. Нередина так не умеет.

Нерединой звали исполнительницу главной роли. Она изображала светскую даму, и, конечно, ей надо было уметь холодно улыбаться.

– Спасибо. – Теперь Соня улыбнулась не холодно, а очень даже искренне. – А я и забыла про крупный план.

– Главное, что я не забыл. Что мне за это будет?

– Не бойтесь, ничего вам за это не будет! – засмеялась Соня.

– Ну во-от, делаешь красивым девушкам добро... – начал было Миша.

Но тут его окликнул Борис, и про Соню он мгновенно забыл.

Она вышла на улицу вместе с Вадимом.

– Ты где остановилась? – поинтересовался он.

– Комнату сняла. На Курском вокзале у хозяйки.

– Сдурела, что ли? – искренне удивился он. – Там же дерут немерено.

– Надо же было где-то жить, – пожала плечами Соня.

В том, что ей вообще надо было жить в этом городе, она теперь сильно сомневалась.

– Ну, на первое время, может, и ничего, – согласился Вадим. – Но теперь надо что-нибудь другое искать. Более адекватное. Купи газету, посмотри.

– В газетах только агентства объявления дают, – сказала Соня. – И за полгода вперед надо платить.

– Тогда общагу ищи. Комнату или койку, смотря по деньгам.

– А у вас в общежитии комнаты не сдаются? – с надеждой спросила она.

– Комендант сдает, конечно. Но только своим. В МГУ надо поспрашивать, у них там в общагах черт ногу сломит. Или еще где-нибудь. Хочешь, узнаю? У меня кое-какие подвязки есть.

– Узнай, – без энтузиазма кивнула Соня.

«Только вряд ли мне это понадобится», – подумала она.

– Ну, до завтра, – простился у метро Вадим. – На светскую тусовку у нас еще три съемочных дня.

– Слушай, – спросила Соня, – а почему не сказали, что нас на обыкновенную массовку пробуют? Такой кастинг был... На камеру снимали.

– А кто тебе должен был про это говорить? – удивился Вадим. – Это и так ясно. А ты думала, тебя на главную роль пробуют?

– Не на главную, конечно... – промямлила Соня.

– А кастинг потому был, что хоть и массовка, но все-таки не в толпе. Надо же было глянуть, как ты на экране смотришься. Потому и камера. Ну, пока. Насчет общаги узнаю.

Он свернул к автобусной остановке, а Соня спустилась в метро. К метро она, кстати, привыкла быстро. С первого московского дня привыкла, хотя ездила в нем всего несколько раз, во время той самой школьной поездки в Москву, которая почему-то внушила ей уверенность, будто этот город может стать ей своим.

Теперь же она была уверена ровно в обратном. Нигде, никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой чужой, такой никому не нужной, как в Москве! С чем было связано это гнетущее ощущение, Соня не понимала, но оно было таким сильным, что она едва удерживалась от того, чтобы немедленно не броситься на вокзал к симферопольскому поезду. И, удерживаясь от этого, понимала: такой побег был бы самым правильным с ее стороны поступком.

Но что-то все же не давало ей его совершить. Что-то, чему не было названия и тем более не было объяснения.

Вадим сдержал слово, что для актеров, как Соня вскоре поняла, было большой редкостью.

Уже назавтра, изображая светскую беседу для очередного дубля в декоративной гостиной, он сообщил Соне, что переговорил с приятелем, который учится в вузе под названием Международный университет гуманитарных наук.

– Шарашкина контора, – объяснил он. – Чему Лешка там учится, он и сам не знает. В основном от армии косит. Зато эти «Рога и копыта» в свое время подсуетились и приватизировали общагу какой-то совковой конторы. Теперь только за счет нее и живут. А комендантша знойная женщина, у Лешки с ней пожар любви, она к нему за это никого в комнату не подселяет. Так что он поговорит насчет тебя. Только учти, ты ему двоюродная сестра. А то женщины эти знойные... Сама понимаешь.

За то, чтобы поскорее съехать от сварливой хозяйки, которой она платила какие-то совершенно немыслимые деньги за грязную крошечную комнату, Соня готова была изобразить не то что Лешкину сестру, но даже его бабушку. Она немедленно забыла, что сомневалась, надо ли ей вообще оставаться в Москве. И когда Лешка, оказавшийся долговязым смешным парнем, вручил ей ключи от общежитской комнаты, она обрадовалась так, словно обрела не очередной съемный угол, а собственный пентхаус с видом на Кремль.

Хотя Кремль с первого этажа, из окна ее комнаты, и не просматривался, но тихий дворик, который Соня увидела, раздвинув занавески, показался ей таким прекрасным, что она едва не всплакнула, хотя никогда не страдала сентиментальностью.

Ее новое жилье располагалось в переулке, ведущем от Сивцева Вражка к Арбату; Соня и предположить не могла, что в таком районе могут находиться общежития. Притом и сам дом был старый, массивный, как многооконный сундук, и почему внутри такого дома устроили общагу, было непонятно.

– А это доходный дом был, – объяснила комендантша. Она смотрела на Соню с подозрением и разговаривала сквозь зубы. Видимо, сомневалась в ее с Лешкой родственных связях. – Знаешь, что такое доходные дома? Комнаты от хозяина сдавались. Фактически то же общежитие.

Бывший доходный дом напомнил Соне ее ялтинскую школу. Такие же арки и своды, и широкие подоконники, и латунные ручки на высоких створчатых окнах... Все это не показалось теперь чужим, и это было первое, что не показалось Соне чужим в совершенно чужой Москве.

Она по-прежнему играла в массовке и привыкла к этому занятию. И недоумение – что я делаю, зачем? – охватывало ее все реже. Работа – ежедневная, рутинная, неинтересная – стала чем-то вроде анестезии. Она нужна была Соне так же, как слабому человеку нужна выпивка: чтобы не задумываться, что не получилась у него яркая, интересная жизнь, чтобы не сознавать, что его завтрашний день жестко предопределен сегодняшним...

Крупные планы, которые время от времени делал для нее добродушный оператор Миша, тоже не воодушевляли. Правда, Борис – его действительно назначили режиссером-постановщиком – однажды поощрительно заметил:

– Хорошо смотришься, Соня Гамаюнова. Может, со временем эпизод тебе дам.