богачи – Мэри Пэт сталкивалась с парочкой таких на своем веку, – будто его слова из одного кладезя с Божьими, а твои – из того места, где солнце не светит.

– Значит, ты ее никуда не подвозил?

– Нет. Она сама ушла где-то без четверти час.

– И ты отпустил семнадцатилетнюю девочку домой одну?

Джордж удивленно вскидывает брови:

– Я разве ей в сторожа нанимался?

Они разговаривают в беседке в парке Марин. Вода в заливе Плеже, что за бульваром У. Дж. Дэя[12], плещется в вязком лунном свете. Найти Джорджа Данбара нетрудно – почти каждый вечер он сидит в этой своей беседке. Вся Южка, от копов до детишек, про это знает: еще одно доказательство его неприкосновенности. Хочешь дозу – идешь в беседку, где тебя встретит либо сам Джордж, либо один из его курьеров.

В глубине души Мэри Пэт хочется, чтобы Лоррейн Данбар застукали на измене Марти Батлеру и вышвырнули на улицу. А потом, пару дней спустя, кто-нибудь попортил бы ее сыночку прилизанную прическу, всадив пулю в его чертову башку.

– Чем вы занимались прошлой ночью? – спрашивает она.

Он пожимает плечами, но перед этим оглядывается на деревья – значит, придумывает, как ответить.

– Выпили пива возле фонтана в Коламбии. Оттуда пошли на Карсон.

– Во сколько?

– В одиннадцать сорок пять.

На памяти Мэри Пэт дети никогда не называли время точно, а всегда округляли: «Я был там в полдень… Около часа… После двух».

Но эти дети – сначала Маленькая Пег и Рам, а теперь Джордж Данбар – только и твердят, что «одиннадцать сорок пять», «без четверти час». Как будто в эту самую ночь каждый смотрел на часы, хотя отродясь их не носил.

Снаружи беседки околачиваются двое парнишек с велосипедами и хиппи возле фургона «Фольксваген». Ждут, пока Мэри Пэт уйдет и они смогут разжиться дозой.

Джордж тоже их замечает.

– Ладно, мне пора.

– Он ведь был твоим другом.

– Кто?

– Ноэл. Он считал тебя другом.

– Так и было.

– Значит, ты убиваешь друзей?

– Идите к черту, миссис Феннесси, – очень тихо произносит Джордж. – И чтобы больше я вас не видел.

Она хлопает его по коленке.

– Джорджи, если с моей дочкой что-то случилось и я узнаю, что без тебя не обошлось…

– Я сказал: идите…

– …Марти тебя не спасет. И никто не спасет. Джулз – мое сердце. – Она оставляет ладонь у него на колене и слегка сжимает. – Так что молись сегодня – на коленях молись, – чтобы мое сердце вернулось домой в целости и сохранности. Или я найду тебя и вырву твое прямо из груди.

Она смотрит в пустые глаза Джорджа, пока тот не моргает.

* * *

Мэри Пэт проезжает мимо дома Коллинзов, но оранжевого «Плимута» Рама около него нет. Ничего страшного. Такую яркую тачку в Южке не спрячешь.

Двадцать минут спустя она находит машину возле «Полей Атенрая»[13] (которые по все той же местной логике называют просто «Полями»). Это крепость Марти Батлера. Если ты не с Южки, внутрь тебя даже не пустят. Если будешь хулиганить, тебя вынесут. За десять лет существования это заведение ни разу не было переполнено, даже на День святого Патрика, и не видело ни одной драки. Недоумку, который решил занюхнуть дорожку в туалете, прямо в процессе сломал нос Фрэнки Туми, он же Гробовщик, он же главный киллер в банде Батлера.

Мэри Пэт находит место на Такерман-стрит, паркует «Бесс» и заходит в бар. Рам сидит на углу стойки с бойлермейкером[14]. Да и где еще зависать парню, у которого после школы нет никаких перспектив, зато хватает безбашенного куражу, чтобы время от времени выполнять поручения для Марти? Мэри Пэт тоже заказывает виски и пиво. Ожидая напитки, она делает вид, будто не обращает на парня внимания, но при этом чувствует его затравленный взгляд и слышит частое дыхание. Она осматривает бар. Здесь Тимми Гэвиген, который вчера заносил таблички; кажется, где-то в толпе мелькнул Брайан Ши; наверняка есть и Хед Спаркс, пару раз ходивший на дело с Дюки в старые добрые. Еще нескольких она знает в лицо, но по имени так с ходу не вспомнит. Да и какая разница: все одна шайка.

Бармен Томми Галлахер с Бакстер-стрит приносит ей напитки, забирает деньги, отходит в сторону. Мэри Пэт опрокидывает стопку, запивает пивом и поворачивается к Раму:

– Ты мне соврал.

– Ничего я не врал.

– Еще как врал. Джордж не подвозил ее до дома.

– Так я вам сразу и сказал, что она ушла одна. Но нет, вы продолжили наседать. Вот я и выдумал про Джорджа, чтобы вы отстали. – Он отхлебывает пиво, приподнимая и опуская брови.

– Так, выходит, она пошла домой одна?

Рам смотрит в бокал.

– Ну а я чё сказал-то?

– Это твоя окончательная версия?

– Да, окончательная. И что вы…

Точным ударом с правой Мэри Пэт ломает Раму нос. Хруст, будто кто-то разбил «пирамиду», слышит весь бар. Парень взвизгивает, как девчонка, и прикрывается ладонью. Мэри Пэт снова бьет по тому же месту, пробивая неумелую защиту. Следующий удар – теперь с левой – приходится в глаз.

Рам мычит что-то типа «Хватит!», что-то вроде «Ах ты ж!..», а потом мычание становится нечленораздельным. Мэри Пэт проводит серию ударов по этой гребаной безмозглой башке: левый глаз, правый, левая щека, правая, два быстрых удара по левому уху и мощный апперкот в челюсть. Изо рта у Рама вылетает желтый от никотина и красный от крови зуб.

Ее начинают оттаскивать. Держат крепко, грубо. В хватке ясно читается: «Только попробуй рыпнуться». Однако держат ее за руки, а ноги-то свободны. Извернувшись, Мэри Пэт пинает Рама в лицо, в грудь, в живот, пока не перестает до него доставать.

Ее усаживают на барный стул.

– Хорош, Мэри Пэт. Хватит. Успокойся! – произносит знакомый голос.

Она поворачивает голову и встречается с синими глазами Брайана Ши.

– Всё, довольно, – говорит он.

Мэри Пэт тяжело дышит. Мужчины, держащие ее, ослабляют хватку, но не отпускают.

– Томми, – обращается Брайан Ши к бармену, – повтори Мэри Пэт ее заказ и налей всем по кружке.

Рам безуспешно пытается оторваться от пола.

– Все, можете отпускать, – тихо говорит Мэри Пэт.

Брайан наклоняет голову, заглядывая ей в глаза.

– Уверена?

– Уверена. Я успокоилась.

– Успокоилась… – Он издает смешок. – Слыхали, мужики? Она успокоилась!

Весь бар громко смеется, но как-то неестественно.

Брайан кому-то кивает, и руки – она насчитала минимум три пары – отпускают ее.

Рам наконец приподнимается на четвереньки и тут же блюет. Рвота у него кровавого цвета.