Когда Путин рассказывал западным коллегам про войну с терроризмом, они внимательно слушали и делали вид, что верят. Кивали и говорили, что постараются поспособствовать. Однако на деле все получалось иначе. Сначала разведка доставила в Кремль съемку того, как сотрудники американского посольства в Азербайджане передают фальшивые документы участникам чеченских бандформирований. Доказательства были без лишнего шума показаны посольству США в Москве. Американцы извинялись, уверяли, что произошла ошибка, что это самоуправство какого-то чиновника и виновный в происшедшем дипломат будет немедленно отозван.

Однако со временем становилось все очевиднее, что США не торопятся помогать России в ее борьбе с терроризмом. Например, не закрывают те исламские фонды, которые Кремль обвинял в финансировании чеченского подполья. «Мы их проверили, они выполняют сугубо гуманитарные функции», — отвечали в Вашингтоне. После 11 сентября все эти фонды, кстати, были мгновенно закрыты. В Кремле затаили обиду: поведение Вашингтона означало, что фонды имели вовсе не гуманитарные функции. Просто, когда убивали российских солдат, американцам было все равно, а теперь, когда начали убивать американцев, они приняли меры.

11 сентября стало моментом редкого единения между Россией и США. Владимир Путин был первым мировым лидером, позвонившим Джорджу Бушу, чтобы высказать слова поддержки. С этого момента Путину стало проще объяснять, с кем он воюет в Чечне, — там та же «Аль-Каида», что напала на США. Автором этой концепции, объясняющей, что враги России больше, чем кажутся, был директор ФСБ Николай Патрушев.

Последующие действия американцев Кремль тоже очень поддерживал. Режим талибов в Афганистане всегда был крайне враждебен России: во-первых, талибы были идеологическими наследниками тех моджахедов, которые победили в 1980-е годы Советский Союз. Во-вторых, они дестабилизировали ситуацию в Таджикистане и Узбекистане, т. е. могли в любой момент начать полномасштабную войну у южных границ России. Именно американцы негласно поддерживали Талибан все 1990-е годы, поэтому, когда США решили талибов свергнуть, в Москве был праздник.

Перед самым началом бомбардировок Афганистана американцы обратились с вопросом: не возражает ли Россия против того, что они создадут временную военно-воздушную базу в Киргизии для нужд предстоящей операции — только на время самой военной кампании, максимум на год. Сначала помощник президента по национальной безопасности Кондолиза Райс позвонила Александру Волошину, а потом и Джордж Буш напрямую спросил Путина. Согласие Москвы было необходимо, потому что снабжение ее должно было идти через территорию России, да и Киргизия действовала с оглядкой на Москву. «Это вполне соответствует нашим интересам — это же ради борьбы с талибами», — рассудили Путин с Волошиным. «Мы не возражаем», — ответили они.

Военная операция в Афганистане была молниеносной. Она продолжалась меньше недели, после чего талибы будто бы растворились. Они оставили власть проамериканскому правительству Хамида Карзая и исчезли, но лишь для того, чтобы через пару лет начать появляться из каждой щели и вести против американцев изматывающую партизанскую войну. Но в начале 2002 года все выглядело просто триумфально: весь цивилизованный мир впервые един и в одночасье сокрушил нецивилизованного врага.

В конце 2002 года Волошин поинтересовался у своей американской визави Кондолизы Райс, когда, кстати, американцы собираются покинуть Киргизию. Операция-то уже закончилась. «Вы знаете, мы поняли, что эта база нам очень нужна. Насовсем», — якобы ответили в Вашингтоне.

Путин очень злился. Ему казалось, что американцы его все время обманывают — на каждом шагу. При этом они, с одной стороны, никогда не признают своих ошибок. А с другой — все время указывают Кремлю на его ошибки, выговаривая и поучая, как надо себя вести.

Но важнейшим переломным моментом стала война в Ираке. Джордж Буш, подталкиваемый нефтяным и военным лобби и неоконсервативными идеологами, решил начать военную операцию по свержению режима Саддама Хусейна. Решение было принято в апреле 2002 года сразу после окончания операции против талибов в Афганистане. Однако в Кремле далеко не сразу узнали о том, что нападение на Ирак — дело решенное. Поначалу представители Вашингтона (в первую очередь Кондолиза Райс) в ходе всех переговоров красноречиво расписывали, насколько ужасен режим Саддама Хусейна, как он близок к террористам из «Аль-Каиды» и как угрожает миру своим химическим и бактериологическим оружием. Кондолиза Райс не была откровенна — она не говорила, что решение о начале военной операции уже принято, более того, британский премьер Тони Блэр уже согласился принять в ней участие.

Она, впрочем, вряд ли знала, что российские власти не могут поверить в живописуемые злодеяния Саддама Хусейна, поскольку знают его намного лучше, чем могли себе представить американцы. Бывший премьер-министр и некогда соперник Путина Евгений Примаков, в прошлом арабист, считался едва ли не другом Хусейна, лидеры крупнейших российских псевдооппозиционных партий коммунист Геннадий Зюганов и популист Владимир Жириновский были частыми гостями в Багдаде. Российские компании (в первую очередь «Лукойл» и «Зарубежнефть») добывали нефть в Ираке, российские компании сотрудничали с Ираком по программе «Нефть в обмен на продовольствие». Количество межнациональных — формальных и неформальных связей — между Россией и Ираком трудно описать. Понедельничный рейс, прилетавший в Багдад из Москвы, всякий раз привозил проституток для сыновей Саддама Хусейна и их окружения.

Спустя пару лет следственная комиссия ООН во главе с бывшим председателем Федеральной резервной системы США Полом Волкером обвинит несколько десятков российских компаний, а также Министерство по чрезвычайным ситуациям и Русскую православную церковь в том, что они получали квоты на поставки иракской нефти и платили огромные откаты правительству Саддама Хусейна. Также комиссия Волкера обвинит нескольких российских политиков в том, что они получали взятки от Саддама. Все обвиненные в этом будут отрицать свою вину, но лишь Александр Волошин докажет комиссии ООН, что его подпись на представленных документах фальшивая.

Так или иначе, понимание того, как устроен Ирак, в Москве было куда более полным, чем в Вашингтоне. И российские власти были никак не заинтересованы в свержении понятного, предсказуемого и контролируемого Саддама Хусейна, погрязшего в коррупции, а вовсе не в разработках химического оружия массового поражения. Российский бизнес работал в Ираке и лишался такой возможности в случае начала войны. Однако эти аргументы Кремль предъявить Кондолизе Райс не мог. Поэтому использовал лишь аргументы про ненасилие, помощь мирному населению, дипломатические способы решения проблемы. Все это не производило на американцев никакого впечатления.

Весь 2002 год прошел в спорах вокруг Ирака: Буш и Блэр продолжали врать Путину по поводу опасности химического и бактериологического оружия. Куда проще Путину оказалось найти общий язык с Герхардом Шрёдером и Жаком Шираком. Они на словах также боролись за мир, но на деле не скрывали циничной заинтересованности. Французские компании также работали в Ираке и, возможно, давали взятки, что мотивировало Жака Ширака на борьбу за мир. Причины пацифизма Шрёдера были, возможно, более благородны. В октябре 2002 года в Германии должны были пройти выборы, и его СДПГ была обречена проиграть. Перед лицом неминуемого поражения Шрёдер попытался сделать ставку на популярные у избирателей антивоенные настроения и исключительно из популистских соображений начал протестовать против военных планов США. Чем большим пацифистом был канцлер, тем сильнее рос его рейтинг — в итоге случилось невероятное и он выиграл выборы. Владимир Путин присоединился к этой группе — они втроем, со Шрёдером и Шираком, образовали новую антивоенную Антанту в противовес антииракскому альянсу США, Великобритании и Испании.