XVIII в. стал периодом интенсивного демографического роста в её городах (я не рассматриваю внеевропейский мир, например, Китай, где XVIII в. тоже был периодом бурного экономического – китайское «экономическое чудо XVIII» – и демографического роста). Население Европы в целом выросло со 118 млн. в 1700 г. до 187 млн. в 1801 г.; население Англии и Уэльса – с 5,8 млн. до 9,8 млн. (по другим данным – с 8 млн. до 15 млн.); Франции – с 17 млн. до 26 млн. (по другим данным – с 23 млн. до 28 млн.); Испании – с 7 млн. до 10 млн., итальянские государства – с 9 млн. до 13 млн.

Особенно интенсивно росло население во второй половине XVIII в. в Великобритании и Франции. Страх перед грядущей катастрофой от перенаселенности был широко распространён уже в середине XVIII в. Об этом писал Монтескье в 1761 г., а почти за сорок лет до Мальтуса, сформулировавшего свой закон тогда, когда реалии, отражённые им, становились достоянием уходящей эпохи, шотландский экономист Роберт Уоллес опубликовал работу «Различные перспективы человечества, природы и провидения». В ней он предупреждал, что численность человечества будет удваиваться каждые тридцать лет.

Наиболее интенсивным был рост городского населения. Так, в Лондоне оно увеличилось с 575 тыс. в 1750 г. до 900 тыс. в 1801 г.; население Парижа составило в 1789 г. 600-700 тыс. В городах скапливались неимущие, наэлектризованные социальным напряжением толпы.

Англия и Франция по-разному решали эту проблему. Точнее, решала – Англия путём создания колониальной империи (отток населения), развитие рынка, совершенствование налоговой системы и т. д. Ответом Франции стала революция и Наполеоновские войны, снявшие пресс перенаселённости (только за период 1792-1799 гг. погибло и умерло от ран 600 тыс. французских солдат, к периоду 1799-1815 гг. историки прибавляют ещё 700-900 тыс.) и в то же время подорвавшие Францию, а возможно, и её генофонд и навсегда исключившие её из списка не только претендентов на мировое лидерство, но – по сути – и по-настоящему великих держав.

После 1815 г. в течение нескольких десятилетий Западная Европа не испытывала столь жёсткого демографического пресса, а во второй половине XIX в. ситуация столетней давности повторилась в более крупном масштабе, правда теперь зона мощного демографического роста сместилась на восток – в Центральную и Восточную Европу, т. е. в Германию и Россию.

Демографическая ситуация здесь резко обострилась в конце XIX – начале XX в. Так, если в 1858 г. население России составляло 74 млн., то в 1897 г. – 125,6 млн., а в 1914 г. – 165 млн. (без Польши и Финляндии). Если учесть, что 77 % населения – это крестьянство, которое не могло прокормиться с земельного надела (средний крестьянский земельный надел в конце XIX в. – 2,7 десятины), если учесть также, что возможности экстенсивного роста были большей частью исчерпаны (правда, оставались Восточная Сибирь и Приморье, однако, как показала столыпинская реформа, крестьяне не горели желанием переселяться, многие возвращались – из переселившихся за 10 лет 3 млн. вернулись 0,5 млн., а из оставшихся 2,5 млн. значительная часть «застряла» в уже освоенной Западной Сибири и на Урале), а фабричное производство подсекло традиционные крестьянские промыслы, то ясно, что положение было близким к катастрофическому.

Ещё трагичнее была немецкая ситуация. Во Втором рейхе в 1900-1910 гг. ежегодный прирост населения составлял 866 тыс. чел., и если русские теоретически могли мигрировать за Урал, а, например, британцы – за моря, то зажатая между Францией и Россией Германия таких возможностей была лишена даже теоретически. Тут есть от чего свихнуться на Lebensraum. Приобретение колоний и превращение из Grossmacht в Weltmacht было единственной немецкой альтернативой социальному взрыву и распаду.

Всё очень просто. Чтобы воевать, нужны не только противоречия, причины и поводы. Нужна людская масса, которую можно выложить на геостратегический прилавок в виде пушечного мяса. И когда этой массы становится много, она превращается в необходимую, хотя и недостаточную, причину войны, особенно если социально-политические структуры и институты не способны превратить опасные массы в дисциплинированные классы. Так оно и произошло в Центральной и Восточной Европе на рубеже XIX–XX вв.

Как заметил У. Макнил, Первая мировая война стала жестоким средством решения проблемы сельской перенаселённости Европы (а Вторая, добавлю я, – средством решения проблем уже не только сельской, но и городской перенаселённости): «Военные конвульсии ХХ в. можно рассматривать… как ответы на коллизии между ростом населения и теми ограничениями, которые налагали на него традиционные формы сельской жизни, особенно в Восточной и Центральной Европе». В конце XIX в. европейское население оказалось разбалансировано. Две мировые войны решили эту проблему в Европе в первой половине ХХ в. (так же, как французская революция и наполеоновские войны на рубеже XVIII–XIX вв.). После 1945 г. рост местного населения перестал быть проблемой для этой части света. (В России помимо Первой мировой войны функцию снятия аграрной перенаселённости выполнили отчасти гражданская война, отчасти – коллективизация; как выполнили – это другой вопрос.) Таким образом, мы видим, что, по крайней мере, в последние 250 лет из 400 лет борьбы за господство в Европе пикам, «девятому валу» этой борьбы предшествуют демографические пики.

О борьбе за господство в Европе и экономических циклах. Не менее интересно сопоставить провалы и подъёмы в европейской борьбе с динамикой технико-экономического развития вообще и «организации войны» в частности.

Начнём с экономики и взглянем на ситуацию сквозь призму «кондратьевских циклов» или «больших волн конъюнктуры», которые длятся по 50-60 лет и делятся на «повышательную» (подъём мировой экономики, или «А-Кондратьев», А-фаза) и «понижательную» (спад, «Б-Кондратьев», Б-фаза). Первый цикл – 1789-1849 («повышательная волна»: 1789-1814; «понижательная» – 1814-1849); второй – 1849-1896 (1849-1873, 1873-1896); третий – 1896-1945 (1896-1920, 1920-1945); Н. Д. Кондратьев был расстрелян в 1938 г. и начиная с Б-фазы третьего цикла дальнейшую датировку дают его последователи); четвёртый – 1945-? (1945-1973, 1973-?). Начало первого цикла совпадает с началом экономического роста современного (индустриального) типа и Великой французской революцией, конец – с европейской революцией 1848 г. и экономическим кризисом 1849 г.; середина второго цикла с кризисом 1873 г., середина четвёртого – с нефтяным кризисом. Знак вопроса в конце четвёртого цикла неслучаен: научно-техническая революция (НТР), формирование лидирующих постиндустриальных секторов и глобализация ставят под вопрос продолжение «кондратьевских циклов» или, как минимум, серьёзно деформируют их протекание.

Сам Н. Д. Кондратьев считал, что бóльшая часть социальных потрясений – войн и революций – приходится главным образом на периоды «повышательных волн». Вот какой перечень он представил в прочитанном 6 февраля 1926 г. в Институте экономики докладе «Большие циклы экономической конъюнктуры».

«I. Период повышательной волны первого большого цикла:

1) Провозглашение независимости САСШ (США. – А.Ф.) и установление их конституции – 1783-1789 гг.; 2) французская революция 1789-1804 гг.; 3) первая военная коалиция против Франции и первый период наступательных войн Французской республики – 1793-1797 гг.; 4) война Франции с Англией (с 1793 по 1797 г. Англия участвует в коалиции) – 1793-1802 гг.; 5) вторая коалиция против Франции и второй период её наступательных войн – 1798-1802 гг.; 6) военно-политические революции и реформы в Голландии, Италии, Швейцарии, Германии, Испании, Португалии и других странах под прямым воздействием Франции – 1794-1812 гг.; 7) война России с Турцией – 1806-1812 гг.; 8) второй раздел Польши – 1793 г.; 9) третий раздел Польши – 1795 г.; 10) третья коалиция против Франции – 1805 г.; 11) четвёртая коалиция против Франции – 1806-1807 гг.; 12) континентальная блокада – 1807-1814 гг.;