сам стимулировался историческими событиями, ведущими к культурному перевороту, от бесспорных стимулирующих воздействий увеличивавшейся подвижности людей, товаров и идей не представляется возможным для интересующей нас эпохи, для которой отсутствует статистический материал. Даже антрополог Л. Энжел в конце концов пришел к выводу о том, что духовное взаимообогащение среди самих греков было важнее для расцвета культуры, чем генетическая гетерогенность.[84] В общем, ни один из вариантов биологического объяснения особой роли греков в истории человечества не оказывается удовлетворительным.

Многие пишут о том, что стимулом для расцвета греческой культуры послужило промежуточное положение греков, в особенности ионийских колонистов в Малой Азии, между Востоком и Западом, на перекрестке культурных влияний.[85] Надо сказать, что важную роль географической среды для развития человеческих обществ распознали уже греки,[86] хотя, естественно, они в ряде случаев очень наивно представляли себе механизм ее воздействия. В частности, Аристотель считал, что греки, живущие в климате, промежуточном между климатом Северной Европы и климатом Азии, испытывают его благоприятное влияние, обеспечивающее им ведущее положение в мире (Pol. 1327 b 20 sq.; ср. [PI.] Epin. 987 d).[87]

Определенную роль географическое положение Греции должно было, несомненно, играть, и многие позитивные факторы, в том числе ряд важных заимствований, удается проследить конкретно. Так, уже в эпоху бронзы промежуточное положение Греции между источником меди — Кипром и возможными источниками олова на территории нынешней Чехословакии, на Пиренейском полуострове и на Британских островах должно было стимулировать и развитие производства бронзы, и торговлю, в том числе и с отдаленными странами.[88] Многообразные и важные влияния с Востока непосредственно в эпоху культурного переворота хорошо известны,[89] и мы будем в дальнейшем говорить о многих из них конкретно. Однако особенности географического положения Греции не могут объяснить динамику культурного переворота, точно так же как не объясняет география сама по себе и исторические судьбы других народов.[90]

Ссылка И. Тэна на то, что географическая среда и климатические условия влияют особенно сильно на народ, как он говорит, в состоянии «варваров»,[91] оказывается опровергнутой фактором тысячелетнего пребывания греков на территории Эллады именно в этом состоянии без каких-либо признаков исключительности развития. Придававший важное значение географическому положению Греции В. Эренберг сам вполне справедливо отметил, что нужно не только человека, но и само географическое пространство познать в их исторической обусловленности.[92]

Греки использовали свое выгодное положение на периферии перед-неазиатского культурного ареала уже в микенскую эпоху. Процесс культурного обмена не останавливался и в IV в. до н. э., усилившись после завоеваний Александра Македонского. Возникновение Парфянской державы, а затем государства Сасанидов не могло существенно нарушить такой обмен, и лишь исламизация восточных соседей Византии сильно затруднила его. При этом географическое положение греков на стыке западной и восточной культур сохранялось до начала нашего столетия.

Мы видим, что культурные контакты Греции с Востоком имели свою сложную историю в условиях стабильности физико-географического театра от микенской эпохи до XX в. Если культурный обмен с Востоком, которому способствовал географический фактор, и сыграл особую роль в VIII—V вв. до н. э., то для доказательства этого нужно искать какие-то исторические причины, и притом в самой Греции, а не в истории Лидии, Фригии, а затем Персии, роль которых сводилась, в целом, к роли передаточной инстанции, и не в истории культуры Египта и Двуречья, для которых I тысячелетие до н. э., если не считать развития вавилонской астрономии, было эпохой застоя или даже упадка.

В дополнение к обычным соображениям о благоприятных географических условиях Греции Э. Хантингтон, в соответствии со своими общими воззрениями на движущие силы истории, видел существенный фактор, стимулировавший экономический, политический и культурный расцвет Греции, в наступлении с 800 г. до н. э., а особенно с 600 г. до н. э., тянувшейся до 300 г. до н. э. бурной фазы векового климатического цикла.[93] В свое время взгляды Хантингтона в целом вызвали критику как со стороны историков, так и со стороны климатологов. Для нас существенно то, что сходная динамика культурной эволюции в ряде городов от Милета до Тарента, находившихся в существенно различных климатических условиях, и резкие различия между находившимися в сходных климатических условиях полисами, например, между Афинами и Мегарами, делают гипотезу Хантингтона невероятной.

Страбон уже в I в. н. э. понимал, что особенности эволюции культуры в Элладе должны объясняться историческими условиями, и выразил эту мысль в полемике с утверждениями Посидония о влиянии климата на различные народы (II, 3, 7, р. 103).

Нам также кажется вполне справедливой формулировка Обри Диллера:

«Основные причины величия греческой цивилизации нужно искать не в культурной или расовой предыстории Греции, но в конкретных факторах, которые действовали непосредственно в историческую эпоху».[94]

Часто в поисках такого рода исторических причин совершенно справедливо указывают на то обстоятельство, что у греков уже с древнейших времен знания не были монополизированы жрецами, не заинтересованными в культурном прогрессе.[95] Однако монополии жрецов на образование не было ни в Китае, ни в Риме, и вопреки представлениям, идущим еще от времен, когда не была расшифрована египетская и ассиро-вавилонская письменность, ни в Египте, ни в древней Месопотамии. Тем не менее ни в одной из этих стран не имело места развитие культуры, подобное перевороту в Греции.

Архаическая эпоха была для Греции временем быстрого технического прогресса и экономического подъема,[96] но объяснение хотя бы возникновения науки (не говоря уже о философии и других элементах «греческого чуда») непосредственно техническими потребностями развивающегося производства и обмена оказываются неудовлетворительными. В самом деле, достижения греческой науки очень мало использовались практически. Современные исследования полностью подтвердили справедливость этого давно известного положения;[97] имеющиеся исключения только подтверждают общее правило.[98] Каков был естественный путь развития знания, ориентировавшегося на удовлетворение практических потребностей, превосходно демонстрирует поздневавилонская астрономия с ее установкой на подбор эффективных эмпирических формул.

Не дают решения вопроса о том, почему только в Греции возникла наука, ссылки на «связанное со специфической социальной организацией интровертированное... мышление» древнего Китая и Индии.[99] Проблема заключается в том, как и почему именно в Греции был преодолен тип мышления, препятствовавший возникновению науки где бы то ни было в ином месте в эпоху не только древности, но и средних веков, в течение еще двух тысячелетий после греческого чуда. При этом тип мышления, препятствующий возникновению науки, вовсе не обязательно интровертированный. Чрезвычайно деятельны были римляне, но и они не создали науки.