По-прежнему гремел ливень, но стало светлее. В проеме двери торчала голова Бора, глаза его были налиты кровью.

– Дрыхнешь, Странный! – заорал он. – Вставай! Сюда идут отрубаи!

Я рывком поднялся с циновки. Тины рядом не было. Куда она запропастилась? Спряталась?..

Личинки подсказали мне, что племя отрубаев промышляло работорговлей, нападая на соседние деревни и уводя их жителей на продажу в приграничные города. Разумеется, только тех, кто не сумел отбиться.

Боров посторонился. Я выбрался наружу.

Зима кончилась. Лес прямо на глазах наливался свежей зеленью. Стрекуны перепархивали с одного куста багряника на другой, впиваясь длинными хоботками в алые соцветия. В глубине чащи мелькали зеленые пятнышки христофоров. Идиллия…

Идиллию портила суматоха, царившая вокруг. У ворот топтались человек сорок деревенских мужиков, вооруженных кто карабинами, кто дробовиками, кто револьверами, а кто луками да копьями. Верховодил Боров. Он стоял подбоченясь перед этим кривым-косым строем и орал:

– Пластуны застукали их у Сухого лога… Всего насчитали четыре руки отрубаев, но в лесу могут еще загонщики хорониться. Глядеть у меня в оба, чтоб ни одна тварь не проскочила… Айда, братва!

Вояки нестройно потянулись по еле заметной тропке. Проходя мимо, Бор сунул мне карабин из схрона и патронташ.

– Давай, Странный, – буркнул он, – покажи, что ты умеешь… – и спорым шагом кинулся догонять колонну. Было в нем что-то, чего я не понимал, то ли изъян какой-то, то ли секрет… Непростой он парень, хоть и прикидывается. И тогда, у реки, неспроста он накинулся на меня со своими пудовыми кулаками. Сделал вид, что приревновал Миру ко мне, а на самом деле причина была другая. Но какая? Жаль, нет у меня пока к нему ключика, а не мешало бы подобрать…

Но в следующие несколько часов мне стало не до ключиков и секретов. Бестолковое воинство Борова не успело развернуть боевые порядки, когда нарвалось на передовой дозор отрубаев.

М-да, деревенские пластуны сильно приуменьшили численность противника. А может, просто не умели считать больше, чем до двадцати.

Отрубаи вывалили из сырых зарослей: огромные, полуголые, покрытые татуировками. Я не успел глазом моргнуть, как деревенскому парню, шедшему справа от меня, раскроили череп томагавком. Бедняга и охнуть не успел. Впрочем, его убийца не зажился на этом свете. Карабин в моих руках коротко рявкнул. Дикарь с развороченной грудью улетел в кусты. Отравивцы, наблюдавшие за схваткой зелеными фасеточными глазами, ханжески сложили верхнюю пару лап, будто молились за упокой.

Слева коротко хакнули. Оборачиваться было некогда, я двинул прикладом наугад и попал. Отрубай завизжал, как недорезанная свинья. А в следующий момент мне стало по-настоящему туго. Дикари навалились со всех сторон. Я крутился волчком, палил из карабина, едва успевая перезаряжать, кроил черепа врагов прикладом. Несколько раз пришлось ускоряться. Нападающие замирали в самых причудливых позах, а я лавировал между мгновениями, сбивая дикарей, будто кегли. Но я понимал, что надолго меня не хватит.

Неожиданно случилась передышка. Отрубаи куда-то делись. Кроме тех, само собой, кто валялся в луже собственной крови. Лесные насекомые и мелкие животные уже во все глаза присматривались к нежданной поживе. С неба лило не переставая. По моему лицу стекала соленая влага, я отер лоб – кровь. И, кажется, моя…

Борову все-таки удалось собрать и перегруппировать поредевших защитников деревни. Вид они имели неважный. Грязные, оборванные, исполосованные острым железом. Некоторые еле держались на ногах.

Отрубаи тоже понесли урон. По меньшей мере тридцать из них выбыли из строя. Другой вопрос, сколько еще осталось в строю? И где они сейчас?

Вдруг со стороны деревни послышался дробный перестук, будто там часто-часто молотили палкой по жестяному корыту. Боров обернулся, изрыгнул какую-то малопонятную брань.

– Это пулемет! – крикнул он. – Нас обошли! За мной!

Боров бросился к деревне. Остальные поспешили за ним.

Мы вынырнули из волглых зарослей и с ходу врезались в осаждающих. Похоже, отрубаи рассчитывали застать жителей деревни врасплох, схватить тех, кто был послабее, и раствориться в лесу. Уверенные в своей безнаказанности, работорговцы не удосужились рассредоточиться и всей бандой нарвались на кинжальный огонь. Откуда им было знать, что в деревне есть пулемет?

Огонь вели с крыши общинного дома, самого высокого в деревне. Толстая труба плевалась яростным свинцом, а за полукруглым щитком скорчился единственный мужчина, который не принимал участия в нашей боевой вылазке.

Так вот для чего было нужно странное навершие дедовского посоха!

– Да здравствует вождь! – заорал Бор, могучим ударом ломая челюсть первому подвернувшемуся под руку работорговцу.

– Дед! Дед! Дед! – подхватили его клич защитники деревни, кромсая на куски деморализованных врагов.

Пулемет смолк. Отирая пот с морщинистого лба, старик величественно выпрямился.

Я опустил винтовку – стрелять уже было не в кого – и поплелся к хижине скиллы. К своему дому.

Циновка над входом была сорвана и втоптана в грязь. Рядом валялись черепки и какая-то тряпка, в которой я не сразу узнал тюрбан знахарки. Я заглянул в дом, позвал:

– Тина! Ты здесь?

Она не откликнулась.

Может, все еще прячется в лесу? Нет, я уже чувствовал, что это не так. Назначенной мне в жены скиллы здесь больше нет.

Тина далеко, и искать ее бесполезно.

От этой мысли меня прошил озноб. Все течет и изменяется на Дожде. Очень быстро, стремительно и неожиданно…

И в следующий миг я ускорился. Не потому, что мне угрожала опасность, избежать которой можно было, лишь применив сверхспособность призрака. Вместо пощечины самому себе. Вместо ведра воды на горячую, задетую томагавком, прошедшим вскользь, голову.

У тебя здесь работа, засланец. Никогда об этом не забывай…

Я вернулся в нормальное время. В какофонию голосов. В сумятицу, царящую после сражения. Люди, опьяненные адреналином, одурманенные яростью и страхом, носились перед частоколом, где роскошные травы были черны от кровавой росы. Я увидел, что тяжело раненных отрубаев добивают ударами копий или топоров. Для них деревенским было жаль даже пули. Тех дикарей, кто отделался легкими ранениями, поднимали на ноги и вели к ближайшим деревьям.

Я, как зевака, наблюдал под слабеющим дождем, что же будет дальше.

Отрубаев привязали к стволам. К пленникам подбежал деловитый мужичок в заляпанном кровью кожаном жилете, в его волосатой лапе поблескивал устрашающего вида нож. Каждому отрубаю – по одному тычку острием. Мужичок наносил не смертельные, но обильно кровоточащие раны. Отрубаи проклинали его на своем гортанном наречии, харкали и пытались извернуться, чтобы ударить палача головой или коленом. Но мужичок знал свое дело. В считаные секунды он подрезал каждого, затем дал отмашку наблюдавшим со стороны деревенским. Все потянулись к воротам, створки которых стали медленно сходиться.