Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, может, ты еще передумаешь, — Глория отправилась к вентиляционной трубе, похожей на дымовую. Я пошла за ней, мне не было слышно, что она говорит. Наверное, ей стало неловко. Пришел кот и стал тереться о мои колени: он все-таки не упал с крыши.
— Может, тебе покажется, что это романтично… или увлекательно, или…
Она прислонилась к трубе и обхватила ее руками. Мы были довольно высоко, и вид у нее стал немного странный, как будто мечтательный. Как будто она обнимала вовсе не уродливую трубу.
— Может, мне покажется, что мне кто-то нравится, — сказала я, не сводя глаз с Глории. — Пока он не начнет болтать ерунду.
— Ну не все же болтают ерунду?
— Все, — убежденно ответила я.
— Тогда придется влюбиться в немого, — сказала Глория.
— Я вообще не хочу ни в кого влюбляться, и поэтому у меня никогда не будет детей, — сказала я.
Вместо ответа Глория забралась на самый верх трубы, раскинула руки и замерла. Разговор о любви пришлось закончить, чтобы она не потеряла равновесие.
Вскоре она слезла, и я вздохнула с облегчением. Она забралась наверх, чтобы что-то доказать себе. А может быть, просто захотела вдохнуть побольше свежего воздуха.
Цирковой караван все приближался к нашему району.
Мама наконец-то все вытряхнула и закрыла окно.
— Расскажи о своем номере, — попросила я. — Что ты делала раньше. В «Цирке Варьете».
— В другой раз, — сказала она. — Слишком холодно.
Когда мы нашли господина Аля и спустились с крыши, настала пора идти домой.
На маленьком трюмо в прихожей стояла сумка Глории. Она была открыта. Проходя мимо, я заглянула внутрь. Там лежала целая пачка купюр. Я вспомнила заплывший глаз Зака. Если брат попал в передрягу, хочется ему помочь. Чтобы у него больше ничего не опухало. Потому что Адидас говорит про какой-то дурацкий долг. Из кухни доносился голос Глории:
— Вку-усная салака, правда, господин Аль? Маленький непутевый котишка… вот…
Я засунула руку в сумку и вытащила сотню. Она ничего не заметит. Я быстро спрятала купюру в карман.
Я добралась до нашей прихожей, до кухни и до стола — и вот купюра стала жечь, как огонь. Через ткань, прямо к коже. Ногу жгло и щипало.
Зак еще не пришел домой. Мама, конечно, стала жаловаться, что вечно кого-то из нас нет дома. Что мы никак не можем собраться и спокойно поужинать. Сколько можно повторять?
Ногу жгло и щипало. Я не вытерпела.
— Я скоро приду, — сказала я и выбежала из-за стола.
— Куда ты?
— Забыла кое-что!
Только бы не столкнуться с Заком на лестнице! Если увижу его опухший глаз, могу решить, что самое важное — спасти его от Адидаса.
Зака на лестнице не было. И во дворе тоже. Я нырнула в подъезд Глории. Спустилась по темной лестнице до ее двери. Осторожно приоткрыла почтовую щель. Она слушала магнитофон. В квартире раздавался лошадиный топот. Ни она, ни господин Аль не слышали, что у двери кто-то есть. Я осторожно опустила сотню в щель, чтобы она приземлилась на коврик у двери.
И жечь тут же перестало. Какое облегчение! Какое счастье!
Зак пришел домой поздно. Кроме фингала, к которому я уже почти привыкла, на щеке появился совсем свежий синяк.
— Оставишь окно открытым? — спросил Зак, когда я забралась в постель.
— Ни за что! — я схватила его за рукав. — Ты старше меня, но ничего не понимаешь!
Зак вырвался.
— Ты попадешься полицейским… — ныла я. — А твоя новая куртка «Адидас» — ты не понимаешь, откуда она?
— Ты хочешь, чтобы завтра меня снова избили?
— Ты что, его раб?
На это мой брат ничего не ответил. Он уже вылез в окно.
Если бы у меня осталась сотенная купюра Глории, я отдала бы ее Заку. Я знаю, что они делают по вечерам. Скоро Зак попадется. И поговорить не с кем. Мама упадет в обморок, если узнает.
Перед сном я молилась. Сначала долго не могла вспомнить, как она начинается — про то, что Бог заботится о детях. Может, я не все слова правильно вспомнила, но молилась я о том, чтобы мой брат не попался полиции. И чтобы немного поумнел.
Утром у Зака был бледный и несчастный вид. Он остался лежать в постели и сказал, что заболел: горло болит и все тело ломит.
Мама поставила перед ним витаминный компот.
— Тебе надо много пить, это полезно!
И обещала вернуться домой как можно скорее.
— Но не раньше шести, — добавила она.
Я ничего не сказала. Я понимала, что витаминный компот Заку не поможет.
После уроков я зашла домой. Хотела проверить, чем занят Зак. Он лежал в постели, как и утром. Мне он не ответил — наверное, спал.
Я быстро поехала к пустырю, где ставили цирковой шатер. На вершине уже развевался вымпел. Вагончики стояли вокруг шатра.
В это же время монтировали карусель и автодром. Машинками занимались четверо рабочих. Я смотрела, облокотившись на велик, и один из них спросил, не хочу ли я помочь. Я пожала плечами и опустила велосипедную подножку.
— Принеси ящик с инструментами из водительской кабины, — он махнул рукой в сторону синего грузовика.
— Ладно, — мне все равно нечем было заняться.
Ящик я увидела сразу. Только я собралась его вытащить, как увидела, что бардачок у приборной панели открыт. И там лежит бумажник. Я быстро обернулась и посмотрела на автодром. Все четверо были заняты, никто не смотрел на грузовик. Я открыла бумажник. И достала пятисотенную купюру. Руки действовали быстрее, чем голова. Купюра словно сама влетела в карман.
Ящик с инструментами был тяжелый, тащить его было непросто. С каждым шагом он ударял меня по ногам.
— Хорошо! — сказал рабочий, который попросил меня притащить ящик. И улыбнулся. Потом порылся среди инструментов и достал разводной ключ. И в следующее мгновение управился с гайкой.
— Кинь сюда ключ, — сказал следующий и подкрутил гайки со своей стороны.
Автодром должен был выйти неплохой.
Чуть подальше пробовали карусель. Развеселая музыка звучала слишком громко и шумно.
Я вскочила на велосипед и уехала прочь.
Подъехав к заправке между шоссе и домами, я увидела Зака. Это точно был он — скользнул между стеклянными дверьми. А должен был лежать в постели и пить витаминный компот!
Я открыла двери и увидела Адидаса и горилл среди стеллажей. Зак подошел к кассе и заговорил с парнем, который там работает. Спросил про какие-то редкие батарейки. Парень сказал, что ему надо проверить в кладовке, есть ли у них такие. Но вряд ли, добавил он.