Где-то еще сохранились черные скелеты домов, но в основном жилища обвалились, превратившись в неровные угольные груды, которые высились то тут, то там. При мысли о том, что непогребенные мертвецы до сих пор лежат под рухнувшей кровлей, Вернеру сделалось совсем жутко. И он, уже не пытаясь совладать с охватившими его тоской и страхом, бегом миновал мертвую деревню.

Дальше перед ним расстилалась неведомая дорога, ведущая к столице, а на горизонте замаячили горы. От непривычно долгой ходьбы уже ломило ноги, но Вернер лишь плотнее перехватил котомку и зашагал дальше. Ничего, ему бы только до Трамории добраться. А там уж он из шкуры выпрыгнет, только бы деньжонок подзаработать, да хоть какого-нибудь коня купить.

На тракте было на удивление малолюдно. Как будто купцы и путешественники, взбудораженные падением звезды, решили отложить поездки. Только имперские воины и отряды инквизиторов по-прежнему продолжали нести службу и мчались по своим делам во весь опор, так что Вернер, завидев на горизонте облако пыли или заслышав топот за спиной, торопился сойти с дороги и переждать, пока всадники проедут. До бедно одетого паренька с полупустой котомкой в руках никому не было дела. А Вернер, отмахавший к закату столько пути, сколько, казалось, за всю жизнь не проходил, и рад был бы напроситься к кому-нибудь в повозку, да гордость не позволяла.

Ботинки растерли ноги в кровь, от палящего зноя одежда пропиталась едким потом, котомка, которая поначалу казалась легче перышка, с каждым часом наливалась тяжестью и теперь казалась набитой камнями. Каждый шаг отдавался мучительной болью и не приближал, а как будто отдалял от Трамории.

Несколько раз Вернер заговаривал с проезжавшими путниками, спрашивая, далеко ли до города, и всякий раз слышал в ответ: к вечеру будем. «Ты-то будешь, а мне еще до завтра плестись», – угрюмо подумал он, глядя в спину очередному всаднику, пришпорившему породистого скакуна, и откусил яблоко. Он еще не успел дожевать, как всадника уже и след простыл. Только пыль вилась в воздухе, забиваясь в ноздри, покрывая плетущегося позади юношу с ног до головы и оседая на волосах. Даже у яблока был пресный вкус дорожной пыли, и Вернер раздраженно отбросил его в кусты, не съев и половины. А в следующую минуту уже пожалел о своем импульсивном поступке. Где-то еще эта Трамория? Когда ему теперь выдастся перекусить? И чем, если в кармане – ни монетки?

К закату народу на дороге становилось все меньше: все торопились добраться до поселений засветло или заночевать на постоялом дворе. Один из них Вернер как раз не так давно миновал, сожалея о том, что у него нет денег, чтобы заплатить за постой. А когда он спросил у хозяина, не нуждается ли тот в услугах мага, тучный, лысый толстяк с оплывшим жиром лицом и мутными глазками презрительно посмотрел на него и расхохотался ему в лицо. Вернер сам не понял, как очутился на крыльце, где его тут же прижала полной грудью к стене уродливая толстуха, оказавшаяся женой хозяина, и пообещала впустить его переночевать на сеновале.

При этом она так омерзительно хохотала и сжала широкой пятерней его ягодицу, что Вернер из последних сил вырвался из ее удушающей хватки и припустил прочь. Даже направление перепутал – помчался в сторону родного дома. И опомнился только при виде поваленного дерева, на котором он отдыхал по пути.

На земле лежали два огрызка от яблок – ошибки и быть не могло. Пришлось возвращаться обратно, кляня толстяка с его женой последними словами за потерянное время, и обходить стороной постоялый двор, не желая еще раз наткнуться на развратную бабу.

За спиной раздался стук копыт, и Вернер уже по привычке отступил к краю дороги, с завистью глядя, как мимо него прогарцевал широкоплечий рыцарь на красивом скакуне. От блестящих доспехов отражалось закатное солнце, и всадник казался окутанным свечением. Движения коня были слаженными и отточенными, что выдавало в нем породу. Когда-то у отца Вернера была целая конюшня таких жеребцов, а теперь у его сына ни гроша за душой. «Вот бы и мне такого коня и такие латы», – тихонько вздохнул юноша и принялся невольно сравнивать рыцаря с собой, отчего приуныл еще больше.

Сравнение было явно не в его пользу. Рыцарь был и взрослее раза в два, и выше ростом, и шире в плечах. А сам Вернер уродился худощавым и нескладным. Разве что красоту от отца унаследовал – в деревне по нему все девчонки сохли. От самых сопливых до засидевшихся в старых девах. Только Вернеру ни до кого из них дела не было, даже до ясноглазой улыбчивой Леты, по которой тайно страдал толстяк Бейл. У Вернера была одна возлюбленная – магия, и изменять ей с глупыми девчонками он не собирался.

– Эй, парень! – Рыцарь попридержал коня, развернулся и теперь разглядывал его со смесью любопытства и снисходительности. – Куда путь держишь?

– А тебе-то что? – огрызнулся Вернер, покосившись на пристегнутый к седлу дорогой меч с рукоятью, украшенной золотом. Прежде у проезжающих всадников он видел только простые пехотные мечи, а этот явно мечта многих воинов. – Ехал бы ты своей дорогой, господин.

– Сердитый какой! – Рыцарь улыбнулся, и в его добродушно прищуренных глазах заплясали смешинки.

Вернер вспыхнул: эта груда железа еще насмехаться над ним будет! Эх, жаль, у него нет в запасе никакого заклинания, чтобы сбросить этого задаваку с коня, чтобы он всласть наелся дорожной пыли. Вот тогда уже он бы над ним посмеялся!

– В Траморию направляешься? – не отставал назойливый рыцарь.

– Ну, в Траморию, – ощетинился Вернер. – А ты кто, инквизитор, чтобы меня допрашивать?

– Смешной ты. – По-отечески добродушная усмешка рыцаря напомнила Вернеру Гидеона.

Точно с таким видом учитель, бывало, подшучивал над ним или указывал на ошибки.

Позади раздались стук копыт, скрип повозки, и рыцарь кому-то махнул рукой. Вернер обернулся и увидел приближающийся отряд. Впереди ехали два воина, за ними плавно, словно не касаясь колесами ухабистой земли, плыла карета, запряженная четверкой лошадей, на которую Вернер уставился со смесью любопытства и зависти. Давным-давно у его семьи была такая же, но с тех пор он не видел карет. В их глушь богачи, которые могут позволить себе такие удобства, не заезжают – что они забыли в их лесах да болотах? Вот стану знаменитым волшебником – вернусь домой на такой же карете, загадал Вернер. И пусть все соседи ахнут! Правил каретой молодой воин, его ровесник.

За каретой следовала подпрыгивающая на всех кочках повозка, которую тащили две лошади. В колымаге сидели усталый бородатый мужчина и закутанная в плащ невзрачная девчонка с длинным носом, с любопытством вытаращившаяся на него. Кто бы мог подумать – маг с послушницей, смекнул Вернер.

Позади ехали еще трое воинов. Вернер только сейчас заметил, что охрана вооружена до зубов. Как будто везут самого императора! А чем Бетрезен не шутит? Тогда неудивительно, что рыцарь, который ехал впереди и осматривал путь, так заинтересовался его чумазой персоной, заподозрив в нем злоумышленника.

Карета приблизилась к Вернеру. Кучер горделиво подбоченился, взглянул на него сверху вниз. Тонкая занавеска, защищавшая знатного путника от ветра и пыли, затрепетала, собираясь в складки. Сначала Вернер увидел изящную белую руку с тонкими длинными пальцами, унизанными золотыми кольцами с крупными камнями, и с массивным браслетом, слишком большим для узкого запястья.