– По башке стукну, визгу и не будет, – осклабился Дрюня. – Не сцы, Леха, доза от нас никуда не денется. Хоть попользуйся, пока телка бесплатная. А то тебя ж Маринка уже при всех импотентом обзывает! Позыришь, чего я с ней сделаю, сам по-всякому попробуешь – смотришь, и у тебя встанет.

Он процедил все это спокойно, сквозь зубы, и сразу же толкнул Марусю так резко, что она упала, больно стукнувшись коленками о грязный пол. На его лице застыла улыбка, такая же мертвая, как глаза. И, улыбаясь этой жуткой улыбкой, он стал неторопливо расстегивать штаны.

– Помоги-ите!..

Маруся услышала свой крик словно со стороны и ужаснулась тому, как тихо он прозвучал.

«Надо было «пожар» кричать, – совсем уж глупо мелькнуло у нее в голове. – Просто так помогать никто же не будет...»

Она вскинула глаза на висящую под низким потолком голую лампочку так, словно из ее тусклого света могло чудом материализоваться что-нибудь спасительное. Но лампочка, конечно, ничего спасительного в себе не таила. Только покачнулась и замигала, обещая вовсе погаснуть.

И вдруг одновременно с этим миганием по Марусиной голове пробежал едва ощутимый ветерок. Конечно, он исходил не от лампочки, просто открылась входная дверь. Скорее всего, это явился очередной любитель наркоты и подвального секса, но Маруся, вскочив, бросилась ему навстречу так, словно с ним пришло спасение от всех неприятностей и ужасов, которые она сама себе устроила в жизни.

Видимо, она настолько съежилась и скукожилась, оказавшись в этом подвале, что человек, стоящий на пороге, ее даже не заметил. Во всяком случае, он огляделся и спросил:

– Ну, что у вас тут?

Его голос прозвучал для Маруси не как голос обыкновенного человека, а как трубный глас с небес.

– Я здесь! – воскликнула она; восклицание напоминало воробьиный писк.

И с чего она взяла, что ему не все равно, где она?

Но размышлять об этом было явно не ко времени. Маруся воробьем же взлетела по лестнице и с разбегу ткнулась лбом в грудь мужчины, стоящего на верхней ступеньке. Грудь была такая твердая, что ей показалось, будто она ударилась о скалу – даже искры из глаз посыпались.

– Ага, вот ты куда делась. – Он усмехнулся в усы. – А я уж подумал, кирпич мне на голову упал, глюки пошли. Только что была девчонка, и как дождем ее смыло. Это ты «помогите» кричала?

– Я! – вскрикнула Маруся. – Можно, я с вами отсюда уйду?

– Да пожалуйста. – Даже в тусклом свете было видно, какая открытая и простая у него улыбка. – Если твои кавалеры не против.

– Они не... – начала было Маруся.

Но Дрюня перебил ее.

– Ты че, мужик, оборзел? – процедил он. – Кто телку снял, мы или ты? Хочешь забесплатно ее поиметь?

– Денюжку плати и пользуйся, – подал голос Леха.

Видимо, размышления о том, где взять денег на дозу, не покидали его ни на минуту.

– Во! – хмыкнул Дрюня. – Денюжку – это правильно. Погоди, она сначала мне отсосет, а потом можешь забирать. Только учти, она малолетка, это тебе дорого встанет. – И, не дождавшись ответа, добавил убедительным тоном: – Прикинь, кассета педофильская и то бешеных денег стоит, а тут живая девка.

– Денег? – задумчиво переспросил мужчина. – Что ж, бесплатно только кошки сношаются...

У Маруси похолодело в груди. Хотя чему было удивляться? Кто должен был появиться в этом жутком подвале, ангел небесный? Она беспомощно оглянулась. Внизу лестницы стоял, ухмыляясь, Дрюня с бессмысленными, как бельма, глазами.

– Стой тут, – распорядился ее несостоявшийся спаситель. И прикрикнул: – Да не реви ты, не создавай шум!

Маруся и не думала реветь. Ее страх незаметно перешел в тоску, а тоска в уныние.

«Не убьют же, наверное, – вяло подумала она. – Сделают, что хотят, и отпустят. Или не отпустят...»

Ей вдруг стало все равно, что сделают с ней эти люди и что с ней будет потом.

Тем временем мужчина отодвинул ее в сторону и неторопливо спустился по ступенькам. В самом деле, не сверху же ему было бросать деньги... Но уже через секунду он повел себя вовсе не так, как предполагала Маруся. Он коротко, без замаха, ударил Дрюню в грудь. Тот глухо ухнул, покачнулся, отшатнулся и, неловко взмахнув руками, упал на спину.

– Достаточно? – тем же спокойным тоном поинтересовался мужчина. – Или на педофильскую кассету добавить?

Дрюня не ответил – скорчившись на полу, он заходился кашлем и даже не пытался встать.

– Я ничего, – торопливо проговорил из угла Леха. – Если денег нет, можешь так ее забирать.

– А если есть?

– Тоже забирай. Я ж ничего, мужик, я думал...

– Пусть лошадь думает, у нее голова большая, – перебил его мужчина. – А у тебя еще думалка не выросла. Пошли, девушка. Видишь, кавалеры не против.

Маруся не знала, сколько времени провела в подвале. Ей показалось, целую вечность. Может, просто оттого, что дождь успел кончиться. Но скорее оттого, что, когда она выбралась на улицу, мир показался ей изменившимся до неузнаваемости.

Он был прекрасен. Он сиял волшебными уличными фонарями, переливался огнями в глубине мокрого асфальта, гладил щеки теплым влажным воздухом и распирал грудь счастьем.

– Купи козу, – усмехнулся, покосившись на Марусю, ее спутник. – Знаешь такой анекдот?

– Не-а, – широко улыбнулась Маруся. – Он про что?

– Да ладно, потом расскажу, – махнул рукой тот. – Тебя как зовут?

– Мария.

– А меня Анатолий. Что ж ты, дева Мария, ночью одна шляешься? Или ты уже не дева? – хохотнул он.

– Ну... – смутилась Маруся. – У меня просто был выпускной вечер, а я...

– Выпускной? – удивился Анатолий. – Вроде бы на выпускной белое платье полагается. Туфельки там всякие, рюшечки. Или теперь по-другому?

Он кивнул на Марусино платье. Теперь, когда оно промокло, она выглядела в нем как рыба, только что вытащенная из воды, но еще не вынутая из сачка.

– Я не знаю, – вздохнула Маруся. – Я просто дура. Извините.

В ответ на эти, безусловно, дурацкие слова Анатолий расхохотался. Смех у него был вовсе не обидный – наверное, потому, что он совсем не скрывал своих чувств, все они читались на его широком лице. Это были очень ясные чувства.

И, глядя на это лицо, которое смеялось все – и рот смеялся, и голубые глаза, и даже крупноватый, картошкой, нос, – Маруся почувствовала, как сквозь ее сердце словно ветерок прошел. Прошел и мгновенно выдул все, что тяжестью лежало на душе весь этот год, а может быть, и всегда: сознание своей никчемности, неловкости, отдельности от правильной и нужной жизни окружающих людей.

– Да-а, дева Мария, не соскучишься с тобой!.. – сквозь смех проговорил Анатолий. – Дура, значит? Так ведь дуракам везет, знаешь такое правило?