Москвы в начале ноября остались без денег, рабочие городской управы два месяца не получали жалованья. Выплата пособий солдатским женам прекратилась.

Пришлось делать «выемку» в Государственном банке. Вот как описывает эту операцию заведующий финансовым отделом бюро Совета районных дум Б. Л. Афонин: «В 7 или 8 часов вечера, забрав в Московском Совете два чьих-то старых чемодана и вооруженную силу, я, Владимирский, Обух и другие явились в банк и предъявили требование о выдаче 5 миллионов рублей, которые должны быть положены на текущий счет бюро Совета районных дум и расходоваться по мере надобности. Директор и оставшийся для чего-то бухгалтер стали доказывать нам нелепость нашего желания. «Нельзя, — говорили они, — требовать открытия текущего счета, не положив в банк денег». Споры происходили больше часа… Бросив разговоры и пригрозив оружием, мы потребовали открытия кладовой и произвели выемку 5 миллионов рублей, из которых 3 миллиона рублей были заперты в шкафу в кабинете директора… На другой день происходила та же процедура… И так почти каждый день с различными вариациями производились выемки по 2–3 миллиона рублей»{63}.

Первую «выемку» (2 млн.) привезли в Думу. Часть ее сразу же раздали представителям предприятий и учреждений. И на следующий день рабочие и служащие получили жалованье.

9 ноября 1917 г. ВРК распорядился открыть все банки. В выпущенном обращении к населению города назывались подлинные виновники сложившегося положения.

Между тем стало ясно, что промышленники попытаются теперь лишить денег рабочих и служащих путем изъятия своих капиталов. Поэтому ВРК разрешил банкам выдавать без ограничений только суммы для выплаты жалованья трудящимся и военнослужащим. Все остальные могли получать не более 150 руб. в неделю.

Вскоре рядовые служащие Государственного банка приступили к исполнению своих обязанностей. Высшие чиновники встретили это сообщение с нескрываемой злобой, они даже расклеивали по городу списки «штрейкбрехеров».

13 декабря Президиум Моссовета подтвердил решение ВРК о выдаче из Государственного банка денежных средств только для оплаты труда рабочих и служащих, а также солдатским частям, госпиталям и т. д.

Моссовет не раз обращал внимание на то, что ощущается нехватка денежных знаков. В целях правильного их распределения банки ежедневно отчитывались о расходовании средств.

В то время как в Государственном банке финансовая жизнь постепенно налаживалась, в частных банках она по-прежнему оставляла желать лучшего.

Московский ВРК обратился к населению города с воззванием, в котором говорилось, что директора и служащие этих учреждений устроили забастовку и не хотят производить операций. Вскоре посланные в частные банки представители ВРК взяли всю работу там в свои руки.

14 декабря 1917 г. ВЦИК принял декрет о национализации банков. Через некоторое время все 18 частных московских банков были национализированы и слиты в один общий банк. Одновременно с этим произошла ревизия сейфов, в которых обнаружили огромные ценности. Введение государственной монополии на банковское дело покончило с подрывной деятельностью частных банков, являвшихся резервуаром финансирования саботажников, источником различных противозаконных финансовых операций.

Между тем в ряды забастовщиков вступили врачи, учителя, инженеры, техники и другие представители интеллигенции.

В декабре Центральный стачечный комитет объявил в состоянии забастовки весь городской санитарно-дезинфекционный аппарат, к которому присоединились врачи госпиталей и больниц. Примеру своих коллег последовал персонал и других лечебных учреждений города.

От забастовки врачей страдали лишь трудящиеся. Состоятельный московский буржуа за крупную сумму в любое время мог получить квалифицированную медицинскую помощь. Поэтому Советская власть приняла экстренные меры для наказания виновных. Дела наиболее злостных врачей-саботажников в январе 1918 г. были заслушаны в Ревтрибунале.

Процесс привлек внимание широких кругов общественности и периодически освещался в печати. В качестве свидетелей выступали сами медицинские работники. На суде выяснилась неприглядная картина. Свидетель доктор Деев сказал, что больные и раненые лежали по нескольку дней с грязными бинтами, а очередные операции откладывались. Обнаружились многочисленные факты хищения больничного имущества. Большое впечатление на присутствующих произвела речь заведующего врачебным отделом Совета районных дум Н. А. Семашко, который подчеркнул, что если забастовка городских служащих внесла развал в городское хозяйство, то саботаж врачей подверг опасности здоровье и жизнь людей. Мысль о контрреволюционной направленности забастовки прозвучала также в речах обвинителей на процессе П. Н. Мостовенко и Г. А. Пискарева.

Для скорейшего возобновления работы в больницах Совет районных дум вступил в переговоры с врачами. В конце концов больничные врачи прекратили забастовку, а в феврале подали заявления о приеме на работу и санитарные врачи.

Особое негодование населения вызвала стачка учителей. Характерно постановление собрания родителей, состоявшегося в Благуше-Лефортовском районе, которое признало, что забастовка учителей является преступлением по отношению к народу, свергнувшему власть капитала.

В ответ на действия учителей Совет районных дум издал решение об увольнении со службы всех учителей-забастовщиков, а бюро Совета обратилось ко всем сознательным учителям с призывом выйти на работу.

Положение в области образования особенно обострилось в первые месяцы 1918 г. Приходилось объединять школы, преподавательская нагрузка возросла. Саботажников-учителей нередко поддерживали те родительские комитеты, которые состояли из представителей мелкой буржуазии. Они требовали изучения закона божьего и удаления преподавателей, признавших революцию и работавших в советской школе в тот трудный период.

Советская власть приняла срочные меры. В городе была организована сеть курсов и вечерних школ. На место уволенных приглашались учителя из подмосковных школ на льготных условиях. Затем открылись краткосрочные вечерние курсы для подготовки учителей начальных училищ. Небольшое пополнение пришло также из армейских рядов. Во время войны многие учителя оказались мобилизованными в армию. Приказом по МВО лица, имевшие педагогическое образование, подлежали увольнению в запас.

Таким образом, объединенными усилиями Моссовета, Совета районных дум и органов народного образования саботаж учителей вскоре был сломлен.

Как известно, судьбу революционных завоеваний в значительной мере решал транспорт, и прежде всего железнодорожный. Его четкая и бесперебойная работа способствовала укреплению экономики страны. Это отлично понимали враги революции и делали все для срыва железнодорожных перевозок.

В январе 1918 г. для наведения порядка на дорогах и ликвидации саботажа спецов Народный комиссариат путей сообщения (НКПС) создал революционную коллегию комиссаров Московского узла. Надо было установить контроль над всеми действиями порайонного комитета, занимавшегося регулированием движения на Московском железнодорожном узле.

Явившихся комиссаров начальник комитета встретил с едва скрываемым пренебрежением и попытался запугать трудностями работы. Но это не возымело успеха. Через некоторое время комиссары нашли сочувствующих, которые помогли им войти в курс дела.

Подобные меры оздоровили обстановку, но не пресекли окончательно происки антисоветчиков. Угрожающий размах саботаж принял на Московско-Казанской дороге. Акционерное общество, в руках которого какое-то время находилась дорога, и Главный дорожный совет в лице меньшевиков и эсеров стремились разладить дорожное хозяйство. Запасы топлива на дороге истощились, количество паровозов, нуждавшихся в незамедлительном ремонте, достигло 1200. Денег для расчета с