До конца заточения в архиве оставалось четыре дня, но Дэн чувствовал, что вряд ли скопившаяся за месяц злость рассосется сама собой после возвращения к службе. Его и так не допускали до серьезных дел: никаких выездов по наводкам сенсов, никакой инспекции частных лабораторий – сиди себе в кабинете, пей кофе литрами и жди, пока на город свалится такое количество нежити, чтобы и тебе перепало. И что это была за служба? Не служба, а позорище, всеобщий заговор.

Но ничего! Вот он, шанс, зажат под мышкой.

Оказавшись в архиве, Дэн вытащил из-за пазухи фотоснимки и уже не прячась – от кого тут было таиться? – пересек длинный зал, свернул налево и нырнул в низкий дверной проем, который среди стеллажей и найти-то было трудно. Узкое, вытянутое метров на тридцать помещение без окон встретило его гробовой тишиной и тяжелым спертым воздухом. Протиснувшись в самый дальний конец комнаты, Дэн нашарил на стене провод, нащупал выключатель и щелкнул кнопкой. Огромный стол, заваленный макулатурой, ящики с новенькими карточками, стопки свежего, пахнущего вторсырьем картона, ножницы, ручки и клей ПВА – на дворе третье тысячелетие, а здесь время застряло годах в восьмидесятых прошлого века, будто стрелки настольных часов обо что-то споткнулись, механизм сломался – и часы остановились.

Стянув с плеч толстовку, Дэн уселся за стол и сгорбился над фотографиями.

Не прошло и десяти минут, как он откинулся на спинку стула. Фотографии изуродованного детского тела остались разложенными перед ним в два ряда, но он не глядел на них. Он смотрел сквозь – пустым, мертвым взглядом.

«Ты мог все изменить, мог предотвратить. Их было всего двое – бледная тварь не в счет. На полигоне справлялся и не с такими. Развернуться и ударить, вместо того чтобы прорываться к двери; отвлечь огонь на себя, просто уйти в сторону и спровоцировать атаку, дав возможность ей уйти, спастись.

Ты мог.

И этого бы никогда не случилось. Она была бы жива – они оба… нет, вы все втроем – живы, потому что с ее смертью ты тоже умер. Внутри что-то окаменело. Огрызок души, сохранившийся после расправы над водным демоном, окоченел и покрылся толстой коркой льда.

И этот малыш на снимке, он тоже был бы жив, если бы кто-то вовремя остановил ублюдка, сотворившего с ним такое.

Почему понимание того, что ты мог, но чего-то не сделал, наваливается такой обессиливающей, тошнотворной тоской? Почему хочется разбить голову об стену, лишь бы избавиться от этой исполинской тяжести раскаяния? Почему кажется, будто тебе никогда и ни за что не искупить вины и ужас продлится вечно?

Молено ведь попытаться. Молено найти убийцу и отомстить. Вдруг станет легче?»

Чего Дэн точно не будет делать, так это копошиться сегодня в архиве. Собрав фотографии, он запихнул их в ящик стола и задумался. Совершенно очевидно: чтобы выйти на место преступления, требовался магический след. Формула. Кроме того, требовалась печать – не трястись же несколько часов в электричке до Вентспилса, да с пересадками.

В каждом крупном городе были Арки, а след суживал поиски до конкретного места происшествия.

А вот ставить в известность непосредственное начальство совсем не хотелось: к бабке не ходи – ясно, чем все закончится. Добро на расследование никто не даст. Но попытаться стоило – чем черт не шутит, пока Бог спит?

Вставая со стула, накидывая на плечи толстовку, Дэн размышлял над тем, что когда-нибудь ему обязательно вручат медаль за наивность.

– Привет, – известил о своем появлении Дэн, предварительно стукнув по уже открытой двери кабинета кулаком.

Из-за перегородки вновь высунулся Савицкий.

– Это уже не ошибка адресом, это рефлекс, – заметил он. – Второй раз за день. Или ты так, поболтать?

– Петр у себя?

– А куда он денется?

– Я на минуту, – Дэн прошел между столами и перегородками и взялся за ручку еще одной двери: кабинет в кабинете. На всякий случай небрежно постучал.

– Да?

В нос ударил крепкий горький аромат кофе. Согнувшись над столом, Алексеенков сосредоточенно дул на густую черную жидкость в кружке. Перед ним в воздухе парила шариковая ручка. Вздрогнув, она качнулась вниз, к листку бумаги, и старательно выцарапала на нем какой-то значок.

– Итак, – заговорил Алексеенков, прежде чем Дэн раскрыл рот и сформулировал причину визита. – Вы заинтересовались болтовней Матвеева.

– Я просмотрел снимки, – ответил Денис, сделав несколько шагов к столу.

Алексеенков вдруг схватил карандаш и вывел на том же листке новую закорючку. Заколдованная ручка закачалась, точно раздумывая. Дэн удивленно моргнул Он теперь стоял достаточно близко, чтобы увидеть, что Алексеенков с ручкой резались в крестики-нолики.

– И как впечатления? На сыскную романтику потянуло?

– Нет, – спокойно возразил Дэн. – Но мне бы хотелось проверить. На всякий случай.

– А чего тут проверять? К нам пока никто не обращался. Барон приказов не давал.

– Жираф большой, ему видней, – проговорил Дэн вполголоса.

Алексеенков смерил его внимательным взглядом, но комментировать замечание не стал.

– Матвеев прибегает к нам по семь раз в неделю, – сказал он, – и каждый день у него новая сенсация. Если бы мы отвлекались на все его параноидальные галлюцинации…

– …у вас бы совсем не осталось времени на крестики-нолики, – ядовито ввернул Дэн.

Алексеенков выпрямился на кресле, кружка в его руке дрогнула, и кофе выплеснулся на бумагу.

– Хватит дерзить, – в голосе руководителя скрипнули металлические нотки. – Не указывайте мне, чем заниматься.

– Мне все равно, чем занимаетесь вы. Но лично я хотел бы отправиться в Вентспилс и посмотреть на место преступления.

– Разумеется, – Алексеенков сощурился. – Вам никак не усидеть на месте, вы привыкли к встряскам и дракам. Заниматься архивными делами ниже вашего достоинства.

– Это не входит в мои обязанности.

– Это входит в ваше наказание! Вы нарушили условие Кодекса: сунулись в огонь, сорвали с дома крышу на глазах у…

– Чтобы спасти ребенка! По-вашему, я должен был позволить ему сгореть?

– Мы это уже обсуждали. Меня не волнуют причины, побудившие вас выступить перед толпой, хотя я склоняюсь к мысли, что дело тут вовсе не в спасении чьей-то жизни, а в вашем непомерном самомнении, в желании отличиться и блеснуть героизмом. В Интернате вас считали одним из лучших, а теперь вы под покровительством Магистра. Восхождение еще не завершено, а вы уже здесь, и вас ломает, из вас так и прут агрессия, высокомерие и апломб, – Алексеенков на пару секунд замолчал. Дэн смотрел на него волком, и он смягчился. – Я вижу, вы слишком много лишнего себе насочиняли о службе в Ордене, Гордеев. Думаете, рыскать по городу и отвешивать заклятия направо и налево, ловить вурдалаков и спасать всех подряд от их собственной глупости – это наши трудовые будни? Решили, что у нас тут каждый день по свежеубитому демону?