Катарина Медичи поняла, что надо ковать железо, пока горячо, и сделала очень ловкий шаг: она послала в Лондон доверенное лицо своего сына. Известно, что королева вовсю эксплуатировала мужскую слабость к женскому полу, содержа при себе целый «летучий отряд» красавиц, готовых по ее приказу обольстить любого. На сей раз надо было найти кавалера, способного покорить капризную и своевольную Елизавету. Катарина остановила свой выбор на друге и гардеробмейстере герцога Алансонского, Жане де Симье. Это был записной донжуан, по воспоминаниям историка Уильяма Кэмдена «опытнейший в любовных играх, приятной лести и придворном флирте». Вместе с тем де Симье отнюдь не был склонен ограничиваться безобидными шутками: за ним стояла кровавая история убийства его жены и брата, заподозренных в прелюбодейной связи. Впрочем, во Франции того времени подобный поступок вызывал всеобщее понимание и даже похвалу человеку, защитившему свою честь.

Симье прибыл в Лондон в начале 1579 года, поселился в резиденции французского посла и принялся за работу с полным осознанием значимости вверенного ему поручения. Ситуация со сватовством кардинальным образом изменилась: Елизавета привыкла к долгим переговорам через послов, которым она без стеснения дерзила, тут же у ее ног стоял на коленях живой воздыхатель, покоренный ее умом и красотой. Сорокашестилетняя Елизавета помолодела вдвое. Она стала вести себя совершенно безрассудно, французский посол сообщал, что королева приняла его в утреннем платье с декольте «до пупка». Де Симье, которого Елизавета ласково называла «Обезьянкой» (к сожалению, не сохранилось никаких сведений о его внешности), настолько заворожил ее, что двор не на шутку встревожился. Особенно переполошился граф Лестер, ибо королева поддалась чарам не самого принца, но всего-навсего его гардеробмейстера. Он спешно держал совет с Хэттоном относительно нейтрализации пронырливого француза, и вскоре на де Симье было совершено покушение. Это привело в ужас королеву, которая для обеспечения безопасности приказала поселить Обезьянку в Гринвичском дворце рядом с ее покоями.

Де Симье, который к тому времени прекрасно разбирался во всех тонкостях жизни английского двора, решил отомстить, поведав королеве о тайном браке графа Лестера. Об этом, стараниями Леттис, знали все, но ни у кого не хватало духу известить об этом королеву. Зато хватило у француза, прекрасно оценившего стратегическую важность момента. Елизавета вышла из себя и, как обычно, скрывать своих чувств не стала. Она на глазах у всего двора задала Дадли основательную головомойку и отправила в заключение в Гринвичском дворце. Похоже, гордый фаворит даже был рад убраться с глаз повелительницы. На этом королева не успокоилась и начала поговаривать о том, что недурно было бы отправить графа Лестера в Тауэр. На сей раз придворные, привыкшие получать регулярные взбучки от своей повелительницы, тихо возроптали. От Тауэра фаворита спас злейший враг Дадли, граф Сассекс, мужественно подавший голос в его защиту:

– Негоже подвергать человека гонениям за законное вступление в брак, каковое действие среди всех мужчин издавна почиталось и ценилось.

Однако же Елизавета для науки некоторое время продержала фаворита в заключении. Боль от его предательства была острой и долгой, но лишь подтолкнула ее к тому, чтобы согласиться на свидание с герцогом Алансонским.

Надо сказать, что не только советники и двор выступали против брака королевы. Самыми яростными недоброжелателями проявили себя наиболее ортодоксальные подданные-протестанты, известные как пуритане. Это были семьи, вернувшиеся из религиозной эмиграции в таких крупных городах, как Франкфурт, Страсбург и Антверпен, где они превратились в истинных религиозных фанатиков. Самым непримиримым выразителем этого протеста стал Джон Стаббс (1544–1589). Он окончил Кембриджский университет и некоторое время преподавал юриспруденцию в корпорации адвокатов «Линкольнз Инн». В 1579 году он разразился памфлетом «Разоблачение пучины, каковой, похоже, будет поглощена Англия через другой французский брак, если Господь не запретит оглашение о предстоящем бракосочетании, позволив ее величеству узреть сей грех и наказание за него». Помимо той избитой истины, что Елизавета в ее возрасте уже неспособна иметь детей и потому ей нет нужды выходить замуж, Стаббс также утверждал, что английский образ жизни, обычаи и даже язык пострадают от подобного союза с французским королевством. Самое главное, этот брак приведет к восстановлению католической религии. Автор весьма вульгарно сравнил это супружество с «безнравственным союзом, сведением в одну упряжку чистого быка с нечистым ослом», согласно изречению святого Павла, что навлечет на Англию гнев Господень. Естественно подобные вещи не могли пройти безнаказанно, хотя автор утверждал, что намеревался защитить свободу мысли и высказывания, присущие лишь протестантизму.

Распространение памфлета было запрещено, против Стаббса, его издателя и печатника возбудили дело. Вестминстерский суд нашел всех троих виновными в распространении «прелестных писем» и приговорил к отсечению правой кисти руки посредством мясницкого ножа, который забивался в запястье киянкой. Сама Елизавета склонялась в пользу смертного приговора, но советники уговорили ее смягчиться. Удалось также спасти от столь жестокого наказания издателя, а Стаббс и печатник в ноябре 1579 года были подвергнуты этому тяжкому увечью на рыночной площади при стечении объятой ужасом толпы. После истязания Стаббс взмахнул левой рукой своей шляпой в воздухе, воскликнул «Боже храни королеву!» и упал в обморок.

Естественно, принц должен был явиться к избраннице инкогнито, и визит надлежало держать в тайне, но все равно он мог приехать в Англию лишь с согласия королевы. Де Симье переселили в дом садовника резиденции в Гринвиче, и именно в этом дворце герцог должен был покорить ее сердце. Он тайно прибыл по Темзе в августе 1579 года и провел в Гринвиче два дня. Советникам королевы было приказано в эти воскресные дни посвятить себя отдохновению в семейном кругу, поэтому никто не знает, что происходило между ней и претендентом на ее руку. Похоже, визит протекал в обстановке удовольствия и развлечения, ибо Елизавета быстро дала искателю своей руки прозвище «Лягушонок» и заявила, что ее вполне устраивает сделанный ею выбор. По истечении срока «Лягушонок» удалился так же бесшумно, как и появился. В Париже принц выразил полное удовлетворение результатами своего посещения. Королева и герцог официально связали себя обетом верности. Однако у де Симье душа была неспокойна, и он откровенно заявил:

– Я не буду удовлетворен, пока полог над их ложем не будет задернут, свечи потушены и Месье[22] не уложен в постель.

Королева явно медлила с назначением даты бракосочетания, и де Симье довольно бесцеремонно пытался вырвать у нее решающее слово. Естественно, она убоялась принимать решение единолично и передала сей капитальный вопрос на рассмотрение Тайного совета. Члены Совета убили на изучение проблемы два месяца, но не смогли прийти ни к какому окончательному выводу. Они жевали одну и ту же жвачку: