аппаратура и даже трубы водопровода, разбиты часы. Пол был устлан густым слоем осколков оконного стекла и сбитой со стен штукатуркой.

Пока налетчики бесчинствовали в церкви, полиция бездействовала. Но когда митинг «патриотов» закончился и налетчики разошлись, полицейские проявили наконец активность и предложили делегатам конференции также покинуть здание. Разъяренная толпа, все еще бушевавшая на площади перед церковью, встретила делегатов криками и свистом. Их толкали, награждали тумаками, срывали с женщин шляпки, за ними гнались. Некоторым делегатам удалось укрыться в соседних с церковью садах, других полицейские усадили в проезжавшие через площадь омнибусы и такси. Толпа продолжала их преследовать и стащила нескольких человек с трамвая. Многие делегаты получили в итоге телесные повреждения. Троих из них (юношу, женщину и старика) карета скорой помощи увезла в больницу.

Прошел не один час прежде, чем порядок на площади перед церковью был восстановлен{92}.

О поведении полиции во время налета в последующие дни немало спорили в Лондоне. Власти уверяли, что полиция сделала «все, что могла», но что две сотни полицейских, бывшие во время налета в церкви и около нее, не в силах были справиться с погромщиками. Многие, однако, считали бездействие полиции преднамеренным. Они ссылались при этом на рассказы очевидцев и на снимок, сделанный фотографом «Дейли ньюс» (он не увидел света, но о нем много говорили в те дни в Лондоне): пять здоровенных лондонских «бобби» (полицейских) мирно взирают на то, как погромщик, размахивая креслом, точно тараном, старается высадить толстое стекло в одной из дверей здания.

В августе состоялся суд над тремя (всего тремя!) арестованными полицией участниками погрома. «Если бы мне не обещали выпивку, я бы там не был!» — заявил один из подсудимых.

Судья, рассматривавший дело, квалифицировал срыв антивоенного митинга как «серьезное нарушение закона». Все же он заявил, что не будет наказывать обвиняемых и что «те, кто сдал зал для такого митинга, должны были ожидать беспорядки»{93}.

Судили и одного из участников конференции — за «употребление оскорбительных выражений». На суде он показал, что не был делегатом конференции — его послали на нее товарищи «только послушать». «Идите и скажите вашим товарищам, чтобы они вас на такие глупые митинги больше не посылали», — отпустил его судья{94}.

Судьба остальных районных конференций Советов различна. 28 июля состоялись и выполнили намеченную для них программу конференции в Норвиче, Бристоле, Лейстерсе. В Ньюкасле и Суонси (28 и 29 июля) шовинисты сорвали конференции. В Суонси, в частности, дошло до форменного побоища между налетчиками и делегатами. В ход пошли стулья, зонтики, палки. Делегатов вытеснили из зала. Одному из них выбили зубы, другого ранили в голову и т. д. В здании были разбиты стекла, разломана мебель.

В Глазго вождь шотландских рабочих социалист Джон Маклин на следующий день после погрома Бразерхуд-чёрч призвал рабочих собраться 11 августа «сотнями и тысячами» вокруг здания, где в этот день должна была произойти местная конференция Советов, и «показать подземным силам капитализма, что шотландцы готовы защищать те немногие остатки политических свобод, которые пощадила война»{95}. Его призыв услышали, и 8 августа «Морнинг пост» сообщила, что в городе создан большой отряд рабочих-охранников, чтобы «встретить на конференции, если это понадобится, непрошеных гостей».

Но 10 августа стало известно, что власти Глазго, с санкции правительства, запретили конференцию. Запрет мотивировался желанием избежать беспорядков и был представлен публике как «полицейская, а отнюдь не административная мера»{96}.

Были запрещены и районные конференции в Бирмингеме и Лидсе. Но зато в Манчестере и Соутхемптопе организаторам конференций удалось «обмануть» своих преследователей. Соблюдая глубочайшую тайну, они изменили не только официальную дату созыва, но и города, в которых конференции должны были состояться. Они и собрались и прошли: Соутхемптонская — в Портсмуте, а Манчестерская — в Стокпорте (с опозданием против первоначально намеченной даты на несколько дней). Правда, в Стокпорте к зданию конференции все же приехали перед самым ее началом переодетые в штатское офицеры и руководящие работники Британской рабочей лиги. Они написали мелом на мостовой перед зданием: «Здесь состоится митинг изменников» — и открыли «свой» митинг на соседнем углу. Но у них, как сообщала «Манчестер гардиан», «уже не было времени организовать свои силы»{97}.

Погромы и налеты практиковались в Англии и осенью 1917 г. Громили и срывали не только конференции и митинги Советов депутатов, но «заодно» и рядовые митинги, организованные различными антивоенными организациями. С августа по ноябрь 1917 г. такие митинги были сорваны в Манчестере, Олдхеме, Беркли, Уайт-Хейвене, Бредхерсте, Лейстере, Суонси, некоторых других промышленных городах Англии и прежде всего в Лондоне. В столице особенно отчетливо проявлялся организованный характер погромов. «Дейли экспресс» продолжала исправно сообщать своим читателям о дне и часе антивоенных митингов. Закулисные организаторы «народного гнева» выпускали листовки с призывами «постоять за наших парней в окопах» и бороться «против грязных прогерманцев». Такие листовки, изданные без указания автора и типографии, с текстом, лишь слегка видоизменяемым от случая к случаю, в тысячах экземпляров распространялись в различных районах Лондона.

«Нарушение права публичных собраний достигло критической стадии. Сейчас для нас практически невозможно арендовать зал для митинга… а наши митинги на открытом воздухе срываются джинго — хулиганами[5]… Мрачная кампания ведется против всех социалистических антивоенных собраний…»— так писала 20 сентября 1917 г. «Колл».

«Правители этой страны (Англии. — К. К.) имитируют методы царя, — утверждал еще ранее Том Квелч. — В своих усилиях задушить свободное выражение мнений они опираются на черные сотни. Боясь дискуссий, боясь распространения знаний, боясь растущего желания мира, они используют темные силы продажных наемников реакции и наиболее угнетенных и невежественных рабочих»{98}.

Скажем заодно, что нарушение английской реакцией конституционной легальности и законов не ограничилось в 1917 г. разгромом движения Советов и разгоном антивоенных митингов и собраний. Летом 1917 г. Рамзей Макдональд, числившийся тогда в левых и пацифистах, собирался отправиться в Петроград, а оттуда в Стокгольм, на проектировавшуюся конференцию социалистов обоих враждующих блоков. Но социал-шовинистическое руководство тред-юниона моряков (при молчаливом попустительстве правительства) подбило экипаж судна, на котором Макдональду предстояло отплыть, не выходить в море. И он был вынужден остаться в Англии.

Разгром движения Советов попирал основные принципы либерализма: такие, как неприкосновенность личности, свобода слова, собраний. Это должно было, казалось, вызвать у либералов взрыв возмущения, протеста. Возмущаться они и действительно возмущались, но в их протестах отразилось характерное для английского либерализма сочетание принципиальности с трезвым расчетом.

Либералов шокировали уличные бесчинства шовинистов. «Англичанин, относящийся с уважением к доброму имени своей страны, — писала