позиции оппонентов Чернышевского заключались в следующем. Женское движение — забава, роскошь, мода на подражание мужчинам, бесплодная попытка сравняться с ними в профессиональной деятельности и месте в обществе. Попытка эта дискредитирует женщину, отошедшую от своего «исконного начала». Более привлекателен нравственный идеал в его «природном», а потому истинном понимании. Стоит вспомнить тургеневских девушек Елену Стахову («Накануне»), Лизу Калитину («Дворянское гнездо») и др. Частичной поддержки передовые женщины все-таки заслуживают, но только те, кто утверждает свои права «как женское особливое „я“» (по выражению В. В. Розанова) вне всяких притязаний на подражание мужчинам. В этой связи надо отметить, что женское движение в России никогда не впадало в крайности «войны полов», а развивалось в русле освобождения человеческой личности. Поэтому на рубеже 50–60-х годов передовое русское общество с пониманием относилось к женской эмансипации и поддерживало стремление женщин получить право на равный доступ к образованию. Активно содействовали этому процессу такие выдающиеся личности, как хирург Н. И. Пирогов, ученые И. М. Сеченов, П. Ф. Лесгафт, Н. И. Костомаров и др. В реальной жизни пути раскрепощенных женщин были различны в зависимости от понимания каждой из них целей своей жизни. Для одних это были знания, желание сказать свое слово в науке и стать просветительницей для народа, другие посвящали себя политике и революционной борьбе.

* * *

Втягивание женщин в общественное производство в первую очередь коснулось девушек из разорившихся дворянских семей и представительниц разночинного слоя, который неуклонно рос по мере разорения дворянства. В канун крестьянской реформы и после нее многие «бедные родственницы», жившие в усадьбах в качестве экономок, домашних учительниц, приживалок, оказались не у дел и лишились материальной поддержки. Девушки вынуждены были зарабатывать на жизнь самостоятельным трудом.

Именно эти «благородные девицы» стали активными участницами женского движения.

Портрет актрисы

П. Стрепетовой работы В. Ярошенко.

Скромное черное платье второй половины XIX века с белым воротником и манжетами

Стесненное материальное положение естественным образом ограничивало их возможности, но поскольку простота была одним из главных принципов новых людей, от подобных ограничений они не страдали морально. В их среде стыдным считалось тратить деньги на барские прихоти. Они вполне сознательно решили: «Откажемся от пышных разноцветных платьев с оборками, лентами, кружевами. Откажемся от корсетов и других „дамских штучек“ — ведь мы не кисейные барышни». Так в костюм второй половины века пришло простое, без излишеств, черное шерстяное платье, украшенное белым воротничком и манжетами. Оно фактически стало униформой новой женщины на несколько десятилетий. Революционерка Софья Перовская на суде была именно в черном платье с белым воротничком. Накануне решающего дня, 22 марта 1881 года, единственной просьбой, с которой она обратилась к матери, было купить ей «воротничок»[13]. Таким образом, почти за век до Шанель, «маленькое черное платье», вернее, его предтеча, уже стало почти символом русского революционного и демократического движения. Поразительным образом повторяющаяся идея: свободной трудящейся женщине необходимо маленькое черное платье. Но не будем забегать в XX век…

Итак, в начале 60-х в Росии появились первые конторщицы, первые стенографистки, первые продавщицы… Поиски работы не всегда стимулировала нужда. Преобладали идейные устремления, «трудовая жизнь» как принцип нового человека.

В 1862 году на Невском проспекте в Петербурге за прилавком книжного магазина появилась молодая красивая женщина, внешний вид которой собрал толпу любопытных. Она была «нигилистка», стриженая и в очках, — жена преподавателя Артиллерийского училища, офицера А. Н. Энгельгардта. Муж из-за того, что жена встала за прилавок, да еще столь вызывающе выглядела, имел крупные неприятности и чуть не лишился места.

В 1863 году первая женщина-кассир появилась на Московско-Нижегородской железной дороге, и, по отзыву журнала «Современник», это событие стало «великим делом» в общественной жизни.

То, что женщины стали претендовать на мужские профессии, вызывало самые различные реакции в обществе — от насмешек и порицания до восхищения и подражания. Власти боролись с этим как могли. Известна записка, составленная в декабре 1870 года начальником III отделения графом Шуваловым «О недопущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения». Исключением объявлялась медицинская служба, преподавание в начальных классах и работа в телеграфном ведомстве[14].

Костюмы сестер милосердия Крестовоздвиженской общины, 1855

В полемических дискуссиях современники отмечали тот факт, что пока женщины работали в поле, на фабрике или на огороде, это считалось нормальным, никто не опасался за их здоровье и будущность рода человеческого, но стоило им захотеть стать врачами, учителями, учеными, как тут же возникли разговоры о нарушении «законов природы» и начали публично проливаться слезы об «искажении женской натуры»[15]. Да, конечно, ведь в поле и на фабрике трудились простолюдинки, а сейчас речь идет о женщинах более высоких сословий.

Интеллигентные женщины, борясь за место под солнцем, объединялись в различного рода ассоциации: общества взаимопомощи, производственные артели, бытовые коммуны и т. д. Они получили широкое распространение с начала 1860-х годов под влиянием идей утопического социализма о преимуществах коллективного устройства жизни. Ассоциации создавал, в частности, женский кружок М. В. Трубниковой — Н. В. Стасовой. Первоначально ассоциации занимались традиционной благотворительностью. Возникли женская издательская артель, ассоциация переводчиц и др. В состав участников входили дамы разных взглядов — «аристократки» и «нигилистки». Часто между ними возникали споры, приводившие к разрыву. Эти споры описаны в мемуарах их участниц и очевидцев. Характерно, что в качестве литературного приема, выпукло и наглядно подчеркивающего внутреннюю обусловленность идейных разногласий, используется описание костюмов участвовавших в собраниях женщин, где нарядные шелковые платья и кринолины чередовались с ситцевыми платьями и платочками. По одним только костюмам становится ясна суть описываемого явления и несовместимость двух полюсов.

Литературное свидетельство

Достаточно было видеть на собраниях у Философовой обе группы — ту, что окружала Ростовцеву, дам в модных шелковых платьях и в модных шляпах, и ту, что окружала Целину, в черных шерстяных, и совсем без шляп на стриженых головах, чтобы понять, какие два несродных элемента призваны действовать заодно; и что из этого ничего путного выйти не может.

Штакеншнейдер Е. А. «Дневник и записки»

Но на самом деле было очевидно, что платье все-таки человека «делает». И костюм «нигилистки» уже не был похож на костюм «кисейной барышни». Социальные изменения, отход женщин от праздности к труду и учебе самым непосредственным образом отражались на манере одеваться.

Литературное свидетельство

Помню, были две так называемые нигилистки, одна с желтым платочком на голове. Другая в розовом ситцевом платье с большим чернильным пятном. Вошла Анна Павловна, ехавшая потом куда-то на вечер, и потому в нарядном бархатном платье. «Ну уж разодетым-то куклам