Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто-нибудь видел, как Белугин вернулся на работу с кейсом?
Андреев на мгновение задумался:
— Не думаю, что кто-то обратил на это внимание. Это потом уже многие кричали: я видел, я был рядом. А Дима тихо пришел на работу, тихо открыл «дипломат». И взорвался.
Долгий разговор начал утомлять Андреева. Он несколько раз посмотрел на часы, показывая, что пора заканчивать. Взамен своей откровенности журналист рассчитывал на ответное расположение Гольцова. Вдруг понадобится что-нибудь уточнить или у Георгия появится какая-нибудь интересная информация… Он просто обязан принести ее сначала в «Репортер». О чем Андреев прозрачно намекнул Гольцову. Тот, безусловно, согласился.
— А что было после взрыва? — осторожно спросил Георгий после некоторого перерыва, когда разговор плавно повернул в другую сторону.
— О-о-о, — приглушенно и многозначительно протянул журналист. — В редакцию стали приносить целые чемоданы компромата на Ткачева.
— Кому приносили?
— Иногда сразу Павлову. Иногда — Тинкину. Мы несколько месяцев палили по Ткачеву из всех орудий. А потом… — Андреев резко замолчал.
— Что было потом?
— Потом враз все прекратилось.
Георгий вышел из редакции и посмотрел на часы. Вечером Михальский обещал подъехать к нему на работу, в Интерпол.
Российское национальное бюро Интерпола все так же располагалось на последнем этаже серого бетонного здания, затерянного среди безликих кварталов Новых Черемушек. Неосведомленные проходили мимо этого здания, не задерживая шаг. А посетители не всегда находили его с первого раза.
Михальский приехал за несколько минут до окончания рабочего дня. Гольцову пришлось спускаться и уговаривать сержанта. Ничего не попишешь, правила есть правила.
— Ты работаешь в пентхаусе, — заметил Яцек, когда они поднимались на лифте.
— А ты думал, мы как белые люди.
Апартаменты Гольцова представляли собой стандартный пенал: пятнадцать квадратных метров, на которых было тесно от мониторов, процессоров, принтеров. Несгораемые шкафы, убивавшие пространство, были переполнены.
— Скромненько тут у тебя, — произнес Михальский, усаживаясь на стул. — Хоть бы взятки брал, что ли.
— У кого?
Яцек почесал затылок и произнес:
— Да, работку ты себе нашел. Даже взятку не у кого потребовать. Разве что Бен Ладен раскошелится.
— А если его возьмут?
— Тогда беда. Останешься без работы. Что выяснил у Андреева?
Гольцов вкратце пересказал.
— К чему мы пришли? — спросил Михальский.
— Пока ни к чему. Новых версий нет. Единственная ниточка — урановый след. Но скандал был за полтора месяца до убийства. Прошло слишком много времени. Если бы у Белугина было что-то серьезное, он бы успел напечатать.
— Хороший у тебя вид, — сказал Яцек, посмотрев в окно. На фоне мрачного спального района возвышался небоскреб, офис Газпрома. А дальше в наступающих сумерках светились шпили университета, типичного образчика архитектуры сталинских времен. Его уже наполовину закрывала новостройка, элитное жилье.
— Надо бы к следователю заглянуть, — предложил Михальский.
— Я был у него, — недовольно нахмурив брови, бросил Гольцов.
— И молчишь! Рассказывай!
— Да ничего интересного. Документы уже в суде. Посмотреть их невозможно, пока не вынесут приговор. В компьютере у него ничего не осталось. А так он не помнит. По-моему, он вообще не склонен был говорить про это дело.
— Глухо, — Михальский задумался. — Постой. Андреев вроде рассказывал, что после взрыва пачками носили компромат на Ткачева?
— Да.
— Но ведь это подтверждает версию, что убийство было чисто пиаровским ходом. Надо выяснить, кому именно был выгоден накат на Ткачева.
— Что-то здесь не то.
— Ты говоришь, Павлов часто использовал Диму на посылках? Может, это ответ? — продолжал гнуть свою линию Яцек.
— Что ты имеешь в виду?
Михальский внимательно посмотрел на Гольцова, поднял вверх указательный палец и произнес:
— А если бомба была предназначена Павлову?
В коридоре послышался цокот каблучков. В кабинет заглянула секретарша начальника НЦБ Зиночка, симпатичная девушка с белокурыми кудряшками.
— Шеф изъявил желание вас увидеть, товарищ майор, — сообщила она.
— С чего бы это? — удивился Гольцов.
— Не знаю, — ответила она. — Но если у тебя не было дурного предчувствия, значит, ты лишен интуиции.
— Неужели все так плохо?
— Там увидишь. Главное — смотри начальству в глаза, отвечай коротко и точно. Не волнуйся и не спорь. — Зиночка, как всегда, опекала сотрудников Интерпола.
— Зиночка, неужели я похож на человека…
— Ты похож на болвана, который днем пропадает неизвестно где. А по вечерам сидит в кабинете и занимается фигней, вместо того чтобы смотреть телевизор, — не дав ему продолжить, с серьезным видом договорила Зиночка их излюбленную фразу.
— Я так и думал. Но у меня есть оправдание, — поддержал игривый тон Гольцов.
— Нет у тебя оправдания! И думаю, что сейчас это тебе популярно объяснят. А когда выйдешь в расстроенных чувствах от начальства, не убегай сразу. Я постараюсь тебя утешить.
— Звучит заманчиво.
— Не обольщайся. Утешать буду крепким чаем и добрым словом. И только.
Зиночка ушла. Гольцов и Михальский переглянулись.
— Схожу с тобой, поздороваюсь, — сказал Яцек.
— Гольцов? Проходи, садись, — приказал Полонский. — А ты чего пришел?
Генерал посмотрел на Михальского.
— Поздороваться, — ответил тот.
— Здравствуй.
— Здравствуйте.
Они обменялись рукопожатиями.
— Ну я пошел, — сказал Яцек.
— Нет уж, садись, — грозно произнес Полонский. — А ты, Георгий, рассказывай!
— Что?
— Где был, что делал? Почему мы так редко видим тебя на работе? — Тон Полонского не предвещал ничего хорошего.
— Я понимаю свою вину, Владимир Сергеевич. При случае готов искупить ее кровью. Но ведь я успеваю делать свою работу. Разве есть какие-нибудь замечания?
— Это хорошо, что успеваешь. — Полонский постучал ручкой по столу. — И вину при случае искупишь. Только почему я узнаю о том, чем занимаются мои подчиненные, от посторонних людей?
— От каких? — Гольцов и Михальский переглянулись.
— Ты что, мать твою, делал у Шевченко?