кто пока не пострадал — малышка Мередит. Вероятно, остатки здравого смысла не дают Ксантиппе причинять вред ребенку.

Периодичности у приступов нет. Иногда целый месяц проходит спокойно, иногда несколько дней подряд обитатели поместья ходят на цыпочках.

На следующий день после закончившихся относительно неудачно раскопок прошлого бабка с утра позвала меня в лес. Сказала за завтраком, чтобы собирался и ждал её. Я, мягко говоря, удивился. В последний раз Ксантиппа ходила со мной в лес, когда мне лет пять было, потом проехалась по мозгам Лотарю и тот с видимой неохотой начал брать меня с собой на поиски всякой травы. Тогда ещё мать была жива. Спустя пару месяцев Лотарь, разумеется, на обязанности отца и наставника забил, у него нашлись дела поважнее (как он сам говорил) и с тех пор я на Изнанку хожу один.

— Зачем? — настороженно спросил я, перестав жевать.

— Увидишь, — мрачно посулила бабка. И, приняв торжественный и обреченный вид, добавила. — Пора тебе узнать!

— Что узнать?

— Кое-что о своей семье. Увидишь! Доедай и собирайся!

Упоминание о семье оптимизма не добавило, потому что чем больше я о ней узнаю, тем сильнее охреневаю. Сколько не подбирал другой термин, найти не смог. Образно выражаясь, скелеты в наших шкафах — самые скелетистые, даже по меркам других Домов. Причем в закрытой части архива я ещё не бывал, туда у меня доступа нет.

На сборы ушло полчаса. Томимый плохими предчувствиями, у калитки я дожидался Ксантиппу. Вскоре появилась и она, одетая в походный костюм. На Изнанку либо идешь, подготовившись правильно, и тогда у тебя есть шанс вернуться, либо совершаешь изощренное самоубийство. Ксантиппа подготовилась правильно.

Сделав знак следовать за ней, она уверенно двинулась по тропе. Лицо у бабки было напряженное, губы плотно сжаты, сухой носик заострился сильнее. Ей сейчас лет пятьдесят и выглядит она на свой возраст, если брать человеческие мерки, что, вообще-то говоря, нонсенс. Дети Священных Домов стареют на порядок медленнее смертных, сильные маги, поднявшиеся на верхние ступени иерархии, не стареют вовсе. Как о внешности заботятся женщины — вовсе отдельный разговор.

Почему Ксантиппа не омолодится, я не знаю и знать не хочу.

По лесу она шла правильно, не хуже меня. С той только разницей, что ингредиенты не собирала, пропуская даже то, что само просилось в руки. Глядя на неё, и я перестал. Постепенно мы всё дальше отдалялись от ограды, темп движения замедлился, знакомые места исчезли и окружающий фон повысился, свидетельствуя о приближении к границе условно-мирной территории. Безопасной землю не называю.

Переглянувшись с провожающим нас плотоядным взглядом деревом, я удобнее перехватил копьё и спросил:

— Далеко ещё?

— Уже скоро.

— Единороги здесь не пасутся. Тут никаких сильных существ нет?

— Раньше дракон жил, — неожиданно ответила Ксантиппа. — Его твой дед убил. С тех пор никто не селится — видят кости и боятся. От них ещё тянет силой.

Если в далеком будущем я освою высшую магию и мне понадобится источник на основе силы смерти, я знаю, где его создам. Только экранировать надо получше, чтобы на окрестности не влиял.

— Может, скажешь, куда мы идём?

— Ты — наследник. Тебе следует знать, — помолчав, сказала Ксантиппа. Прозвучало это так, словно она себя убеждала. — Познакомлю вас.

— С кем познакомишь?

Вместо ответа она мотнула головой и сосредоточилась на земле под ногами, там как раз появились серые пятна, на которые интуиция громко советовала не наступать.

Через четыре-пять десятков шагов лес поредел, и мы вышли на большую поляну. Бабка огляделась, внезапно улыбнулась и повернула направо, глядя на видимую ей одной цель. Я проследил направление её взгляда — никого. Странно. Она, конечно, далека от понятия «нормальность», но прежде глюков у Ксантиппы не было.

Я шагал позади неё, пытаясь сосредоточиться на ощущениях. Впереди кто-то сидит. Он невидим и очень хорошо прячется, обычными органами чувств его не ощутить. С магией ситуация та же. Тем не менее, смутное ощущение кого-то рядом есть, надо только его вычленить, понять, что именно искать.

Он появился внезапно. Никакой магии, никакого движения — я просто его увидел. Заметил. Высокий мужчина с длинными спутанными волосами, грязный, худой, босый, одетый в рваную хламиду, с длинными обломанными ногтями на руках сидел на поваленном дереве и не мигая, пристально смотрел прямо на меня. Ноздри его раздувались, словно принюхивались.

— Лукиан, — Ксантиппа, не сомневаясь, подошла к мужчине, обхватила давно немытую голову и прижала к груди. Тот неумело, словно забыв, как двигать конечностями, обхватил женщину. — Сынок.

Лукиан. Это имя я слышал, о нём упоминала Скорбящая Мать. Говорила, что он тоже принадлежит к Черной Воде, и была права — теперь, видя его перед собой, я ощущал связывающие нас кровные узы.

Лукиан вывернул шею совершенно нечеловеческим движением и снова уставился на меня.

— Это твой племянник, его зовут Майрон. Май-рон. Подойди сюда.

Мгновение поколебавшись, я подошел поближе. Вблизи дядя производил ещё более отталкивающее впечатление, чем на расстоянии — он казался совершенно безумным, от него пахло давно не мытым телом. При моём приближении он заволновался, оскалился и недовольно зашипел, демонстрируя необычайно длинные клыки.

— Тихо, милый, — заворковала Ксантиппа, гладя сына по голове, — тихо. Он тебя не тронет, он свой. Родной. Своя кровь, чистая. Своя. Руку дай. Не тяни, дай руку!

Она цепко схватила протянутую ладонь, ловко резанула по ней ногтем и поднесла её поближе к лицу Лукиана, давая принюхаться. Одной рукой, второй продолжая обнимать тщедушное тело.

— Чувствуешь? Кровь Черной Воды! Твой родственник!

Длинный раздвоенный язык слизнул капли крови с ладони, спустя пару мгновений сумасшедший чуть заметно расслабился и снова уткнулся головой матери в живот.

— Всё, Майрон. Уходи. Запомни его, как он тебя запомнил, и уходи. Я сама вернусь.

Кажется, свалил я излишне торопливо, во всяком случае, сначала сделал несколько шагов спиной вперед и только потом развернулся. Лукиан меня пугал, уверенности, что бабка полностью его контролирует, не было.

— Я тебе покушать принесла. Вот, возьми хлебушек. Давно хлебушка не ел? Сынок…

Сомкнувшиеся над головой кроны деревьев и сгустившаяся тень привели в чувство. Идти обратно по собственным следам ненамного безопаснее, привычка к осторожности взяла верх и заставила собраться. Только неподалеку от ограды поместья, на многажды хоженой земле, я позволил себе вернуться мыслями к недавнему знакомству.

Значит, у меня есть ещё один родственник. Родной дядя, по понятным причинам о котором в семье не упоминают. Судя по словам Скорбящей, он прекрасно чувствует себя на Изнанке и, возможно, находится на ней постоянно. Если бы он жил поблизости, Ксантиппа моталась бы в лес