Тело Дамьена разодрали на части мчавшиеся в разные стороны лошади королевских гвардейцев.)

«Вас, конечно же, заинтересует, сир, — писал королю Сен-Жермен, — откуда я знаю о существовании письма. Ваше Величество, вам придется поверить — оно приснилось! Чей-то голос читал мне это письмо, о котором прежде я ничего не знал. Потом я отчетливо увидел некое видение. Это был обычный эшафот, но на нем было воздвигнуто не­обычное сооружение с висящим топором, кото­рый падал на приговоренных, беспомощно лежав­ших под дьявольским орудием смерти. Но самое ужасное — на эшафот стояла длиннейшая очередь обреченных, и в ней были хорошо знакомые вам лица... И подводил к эшафоту странный человек в маске. Нет, не в маске палача, но в черной бархат­ной маске... Вы, конечно же, знаете об этом чело-иске, проклявшем перед смертью ваш род».

Прочитав послание графа, король пришел в бешенство и изволил разбить любимую китайскую вазу. После чего спросил о письме Дамьена. Оказалось, письмо и вправду существовало, его просто не осмелились передать королю. Письмо при­несли, и король прочел его. Дамьен писал:

«Я глубоко скорблю, Ваше Величество, что имел несчастье к Вам приблизиться и посмел при­чинить Вам боль. Но если Вы, Ваше Величество, не задумаетесь над несчастьями бедняков, то, может быть, дофин будет последним нашим королем... Он и хорошо знакомые Вам лица неизбежно отпра­вятся на тот же эшафот, который нынче ждет меня, и потеряют драгоценную жизнь, как должен буду потерять ее я».

Король постарался расхохотаться и сказал: «Однако, какой глупец. Пугать будущим! — Именно тогда он добавил ставшее знаменитым: — Да после нас — хоть потоп!» Однако велел Шуазелю раз­узнать, куда направился граф Сен-Жермен, и «ре­шить дело наглеца наилучшим образом».

Сообщили, что в последний раз графа видели в Булони, где он зафрахтовал корабль в Англию. В Лондон был направлен знаменитый наемный убийца барон Мариньяк. Одновременно у англи­чан потребовали выдачи графа Сен-Жермена. Но граф в это время уже был в Амстердаме. Шуазель потребовал того же от голландцев, они промол­чали, и Мариньяк, этот несравненный мастер «плаща и кинжала», выехал в Амстердам. Но граф в это время уже был в России. Король слишком це­нил услуги Мариньяка, он и вернул его в Париж. Сказав при этом, что Сен-Жермен и без того нака­зан бегством в страну «медведей, снегов и свире­пых варваров, вырядившихся в камзолы».

Как я уже рассказывал, граф Сен-Жермен бла­гополучно добрался до Петербурга и там участвовал в перевороте. Маркграф Брандербург-Аншпахский рассказывает в мемуарах, как любовник Екатерины, душа переворота Григорий Орлов представил ему Сен-Жермена. Орлов сказал без обиняков: «Перед нами человек, сыгравший важную роль в нашей революции». В вашей будущей книге (откуда он знал, что я писал в это время о Екатерине!) можете на­писать:

«В 1762 году, тотчас после смерти императ­рицы Елизаветы, граф Сен-Жермен появился в России. Вместе с «человеком со шрамом», гвардей­цем Алексеем Орловым, участвовал в перевороте... Как известно, был составлен заговор. Однако Ека­терина вела себя, как и положено осмотрительной немке, то есть в высшей степени нерешительно. Остальные заговорщики действовали как богатые аристократы, то есть боялись рисковать. Лишь четверо гвардейцев, братья Орловы, жаждали действовать по-русски, то есть напролом. Сен-Жер­мен, великолепный астролог, вычислил благопри­ятный день. Накануне этого дня он решил "запалить фитиль»: попросту выдал одного из за­говорщиков — офицера Пассека. Как он и предпо­лагал, весть об аресте Пассека тотчас подстегнула остальных заговорщиков, заставила начать не­медля действовать.

Огромная заслуга братьев Орловых в успеш­ном перевороте вознесла вчерашних гвардейцев на вершины власти. Страстная любовь Екатерины к Григорию Орлову уверила братьев в ее совер­шенной покорности, и они даже задумали женить Григория на императрице. Сен-Жермен тщетно пытался излечить их от опасного ослепления. Он говорил им, что Екатерина прежде всего императ­рица, а потом уже женщина. Объяснял, как не­верна милость властителей и кратка их благодар­ность. Но гвардейцы плохо знали и историю, и Екатерину. Они не смогли оценить ловкость, с ко­торой государыня ускользнула от настойчивых брачных предложений Григория.

Уже в следующий свой приезд в Россию Сен-Жермен с печалью застал своих друзей совсем в ином положении. Князь Григорий был изгнан из постели императрицы. Что же касается Алексея, то Екатерина, справедливо опасаясь этого гиганта, придумала держать его подальше от Петербурга. Алексей Орлов был отправлен на войну с турками. Вчерашний гвардейский офицер, до сего дня не садившийся даже в шлюпку, возглавил русскую сре­диземноморскую эскадру.

Его корабли готовились сразиться с турками в Чесменской бухте. «Я не поручил бы ему ни жены, ни дочери, но я мог бы свершить с ним великие дела», — справедливо сказал о нем один из его дру­зей. Граф Сен-Жермен не оставил друга. Под име­нем генерала Салтыкова он присоединился к графу и участвовал в этой знаменитой битве. Он был на корабле «Святой Януарий» вместе с родным бра­том Алексея Федором.

— Постарайтесь представить, — сказал месье Антуан, — тот великий день. Вдали даже без под­зорной трубы виден остров Хиос и уже в подзор­ную трубу... видно, как справа темнеет азиатский берег... Между ними на якорях... встали корабли турецкой эскадры. На правом фланге красавец фрегат... корабль капитан-паши.

Но я видел только глаза — глаза без ресниц месье Антуана. Стеклянные глаза недвижно смот­рели в одну точку, он рукой в перчатке указывал в пустоту, шептал: «Ну как же... вон же они, сударь... Выстрел пушки... сигнал к нападению... Корабли Орлова легли в линию... Они движутся, плывут вдоль турецкой эскадры... Грохот... Осыпают яд­рами... И получают огненные ответы. Проклятье! Дымом заволокло!.. Теперь видно! «Януарий» Ор­лова... сближается с кораблем капитан-паши... Не ВЫШЛО..', испугались сесть на мель... «Януарий» отошел назад... Кричит Орлов — велит снова сбли­жаться. Грохот пушки... Паруса повреждены... «Януарий» несется на турецкий флагман. Все ближе... столкнулись бортами... Какой грохот! Ру­шатся мачты... Пошли на абордаж... Русские мат­росы — на корабле турок... Дым вырывается из куб­рика... Турецкий корабль горит. Сейчас взлетит на воздух. Федор Орлов кричит: «Все назад!»

Матросы бросились обратно — на свой фрегат... Успели! На «Януарий» граф Сен-Жермен кри­чит Федору Орлову: «Нет! Нет! Прочь с корабля! Он взлетит на воздух! Шлюпки на воду!!»

Успели! Шлюпки отплывают, и... И — взрыв! невиданной силы. «Януарий» взлетел на воздух...

Гигантский огненный шар... Врезается в корабль капитана-паши... Грохот, светопреставление!

Месье Антуан замолчал и с обычным удивле­нием уставился на меня. Он вернулся на нашу греш­ную землю 1988 года... Наконец сказал:

— Горящая мачта с корабля капитан-паши рух­нула на палубу «Януария». Искры, видимо, посы­пались в пороховую камеру, открытую во время сражения... И взорвался корабль... Друг графа Фе­дора князь Козельский не поверил Сен-Жермену, остался стоять у штурвала. Храбрец захотел уви­деть гибель объятого огнем корабля капитан-паши. Решил поиграть со смертью и покинуть корабль в последнюю минуту, на четвертой шлюпке. Но там и сгорел.