условия жизни и труда в Польше и Советском Союзе, причем не в пользу последнего. Были приговорены к 10 годам заключения каждый. Симон, в отличие от брата, оттуда вышел – повезло. А что касается его жены, то исследователи обнаружили в городском архиве Томашева-Мазовецкого учетную карточку Эстер, где на обратной стороне сделана запись карандашом: «Выехала в неизвестном направлении в октябре 1942 г.». Такие записи делали в карточках тех, кто был расстрелян или вывезен в лагерь смерти Треблинка.

Третья волна

Из полумиллиона бывших граждан Польши, репрессированных после 17 сентября 1939 года, абсолютное большинство (около 320 тысяч) составили не заключенные, а депортированные, высланные.

В Западной Украине и Западной Белоруссии перед войной было проведено четыре массовые депортации – в феврале, апреле и июне 1940 года и в июне 1941 года. Первая волна – февральская – коснулась бывших польских госслужащих – судей, полицейских, чиновников. Каждого из них забирали (мужчин – с работы, детей – из школы) по пять-шесть вооруженных людей, на сборы давалось по 15 минут. Разрешалось взять с собой то, что можешь унести. Колоннами вели к вокзалу, обманывали, что повезут в ближайшую область, а везли в Сибирь. Воды и еды постоянно не хватало, было холодно, дети умирали по пути. Отличие депортации от заключения в ГУЛАГе состояло еще и в том, что в ссылку ехали целыми семьями. Евреев среди них практически не было.

Во вторую волну (апрель 1940 года) попали торговцы, в том числе и евреи и, кроме того, отправленные в Казахстан семьи 700 офицеров-евреев, захваченных в плен Красной армией. Сами офицеры к тому моменту были заключенными в Старобельске, Козельске и Осташкове, позже все они стали жертвами Катынской резни.

Основная масса евреев попала в третью волну, когда были сосланы практически все польские граждане, бежавшие начиная с сентября 1939 года от немцев на восток. В июне – июле 1940 года свыше 78 тысяч беженцев (в основном из числа отказавшихся принять советское гражданство) были депортированы в спецпоселения в Сибири и Казахстане. Около 65 тысяч из них были евреями (свыше 80 %).

К тому моменту была утверждена инструкция НКВД от 10 апреля 1940 года, регламентировавшая порядок высылки. Списки так называемых «спецпереселенцев» – всех, кого предполагалось арестовать и выслать, – готовились заранее. По свидетельству Марголина, в это время пребывавшего в родном Пинске, «пятая колонна» местных осведомителей помогла составить списки «нетрудового элемента». В этот список попали купцы, домовладельцы, адвокаты, агенты, лавочники – сотни семей. <…> НКВД забирал их по ночам. Я помню мартовские ночи 40-го года, когда я просыпался и слушал в темноте жуткие звуки: улица плакала, откуда-то доносился вой и женские причитания. «Вошли к соседям!» – и я представлял себе сцену ночного вторжения, вооруженных людей, крики, понукания, угрозы, двухчасовой срок на сборы… А утром в соседней лавчонке, где еще вчера можно было купить сыр и масло, – пусто, окна закрыты ставнями, двери забиты, как после погрома».

Последняя, четвертая волна депортации (всех, кому по тем или иным причинам удалось избежать ареста раньше) прошла перед самым началом Великой Отечественной войны, в мае – июне 1941 года. Высылке подлежали десять категорий – от участников «контрреволюционных партий и националистических организаций» до представителей польской интеллигенции – врачей, инженеров, адвокатов, университетских профессоров – и до лиц из криминального мира. Их путь начинался в грузовых железнодорожных вагонах для перевозки скота, продолжался на баржах по рекам или пешком от ближайшей станции до места назначения. Длительность этапа достигала двух месяцев.

В эту волну попала семья Розенбергов из Пинска. В ночь на 22 июня 1941 года к ним пришли, велели собрать все, что можно унести, и сесть в грузовик. Под конвоем их отвезли на городскую площадь, где ранним утром вокруг собралась толпа. «Многие были счастливы, что выгоняют буржуа. Они кричали нам оскорбления. Это было тогда, когда мой дедушка встал и крикнул толпе: «Придет время, когда вы нам позавидуете». Оттуда семью привезли на железнодорожную станцию и посадили в вагон для перевозки скота. Через две недели в Пинск пришли немцы и всех евреев согнали в гетто. В октябре 1942 года гетто ликвидировали. «Оказалось, что ссылка в Сибирь спасла нам жизнь».

Это верно, ссылка спасла жизнь многим, хотя и не всем. По подсчетам историков, общее количество евреев, депортированных со всех аннексированных территорий, составило примерно 140–150 тысяч человек, из которых погибло около 30 тысяч, остальные – выжили. В основном они попали на лесоразработки. Большинство беженцев, оказавшихся в холодных бараках северных «спецпоселков», были мелкими ремесленниками и торговцами, реже – адвокатами и врачами. «Стремление портных, сапожников, часовых дел мастеров, парикмахеров быть использованными по специальности полностью удовлетворить в пределах их расселения не представляется возможным, – говорилось в материалах созданной под председательством Лаврентия Берии комиссии по вопросу учета и трудового использования беженцев как рабочей силы. – Поэтому приходится людей этих профессий (избыточную часть) осваивать на лесе». Трудоспособные были вынуждены выполнять незнакомую и трудную физическую работу в лесах и шахтах; многие получали увечья. Те, у кого с собой было какое-то имущество, могли обменять его на продукты питания у местных жителей. Люди голодали.

«Контрреволюционеры»

Многие евреи из числа высланных подпадали под категорию «участников контрреволюционных партий и националистических организаций». В проскрипционные списки НКВД попадали даже члены Бунда[5], партии еврейских ремесленников и промышленных рабочих, и сионистских организаций – все они были запрещены в СССР уже с начала 20-х годов.

«Контрреволюционеров» не только высылали, также судили по уголовным статьям. Около 19 тысяч евреев в Западной Белоруссии и Западной Украине с 1939 по 1941 год были осуждены за «членство в контрреволюционных организациях». Ровно за то же самое они преследовались в «панской Польше» (так эта страна именовалась в советских газетах). Тем не менее там, несмотря на антисемитскую политику польского правительства, действовали еврейские религиозные общины, культурные центры, выходили еврейские газеты, издавались книги и журналы на идиш. При советской власти Бунд был распущен, его руководители арестованы, местные отделения партии отошли к коммунистической партии, в основании которой члены Бунда непосредственно участвовали. При этом даже не пришлось вешать на стены портреты Маркса и Энгельса, они там уже пребывали.

Если выяснялось, что беглецы состояли в польском Бунде, за это прибавляли срок. Хаим-Моисей Бромберг из Лодзи, перешедший границу с женой и дочерью в апреле 1940 года, ничтоже сумняшеся, указал в анкете на свое членство в Бунде. Поняв свою ошибку, пытался откреститься – на допросе уверял, что был «завербован» туда «одним евреем, который взял деньги – вступительный взнос, 50 грошей», но он собрания не посещал. Отговорка не помогла. 27 сентября 1940 года получил по ОСО свои 5 лет и (согласно справке из дела) умер в местах лишения свободы.

«Особое совещание при