– Правильно, Ариша, я тебе давно говорила, что пора отдохнуть, заняться собой, своим здоровьем…

– Звучит чудесно, но дома-то мне тоже придется работать. Завтра весь день буду сидеть над каталогом, а там начать и кончить. Как сказал классик: «Праздная жизнь не может быть чистою!»

– …И еще, деточка, тебе надо обязательно сходить в парикмахерскую. Ты ужасно обросла… – вздохнула Тамара. – Мне кажется, эта стрижка тебе не идет.

– Каталог надо сдать кровь из носу, Шитиков ждать не будет. У него выставка открывается через три недели… – Арина задумалась про свое.

– Через три недели, – эхом повторила мать. – Знаешь, Ариша, сегодня звонила Людмила и предложила путевку в «Бекасово» за полцены. Там все-таки очень хорошие процедуры: кедровая бочка, жемчужные ванны, кислородные коктейли, массаж… Как ты считаешь, полный курс с 50 %-ной скидкой – это же неплохо? – реплика, переданная с поистине ермоловской глубиной, завершилась паузой.

«Ну наконец-то! Вот он – гвоздь сегодняшней программы, экстракт пережаренной печенки! Примерно этого и следовало ожидать».

Тамара не договорила, и не договорила с расчетом, она никогда ничего не просила, точнее, никогда не вербализировала свои просьбы. Вот и сейчас она ждала, пока Арина сама не предложит ей желаемое, но дочь молчала.

Уцененные жемчужные ванны шли по той же цене, что и черное кашемировое пальто, которое она присмотрела себе в магазине на Пятницкой.

«А может, и бог с ним, с пальто!» – подумала Арина, вливая в себя очередную рюмку коньяка.

Испания, 1845 г.

Унылый и величественный пейзаж Старой Кастилии. Пыльная бескрайняя равнина, ни кустика, ни деревца вокруг, лишь сухая, выжженная палящим летним солнцем трава, по которой взгляд свободно пробегает пространство на 1000 пасо вокруг и кажется, что уж нигде не встретит препятствия.

Как вдруг на горизонте, в лазоревой дымке, вырастает холм, на котором, подобно миражу в пустыне, проявляется чудесный зеленый оазис. Но мираж этот по мере приближения не растворяется в воздухе, а начинает обретать все более и более явственные очертания. И вот уже видна апельсиновая роща, что шумит у подножия холма, и вверх на холм взбегает песчаная дорога, обсаженная по бокам миндальными и гранатовыми деревьями. Петляя то влево, то вправо, огибая то искусственный пруд, то причудливый грот с колоннами, то резную беседку, дорога наконец обрывается перед въездной античной аркой, через которую, возможно, когда-то еще проходили римские когорты. К арке с обеих сторон подходит каменная ограда, впрочем, уже вполне современного образца, из-за которой виднеется трехэтажная, крытая черепичной крышей, просторная белоснежная вилла.

Это и есть Espejismo, Эспейисмо, Мираж – так назвал свое поместье граф Диего Алехандро Энрике Монтес де Кастилья, любимец короля Карла III Просвещенного, за свои преданность и доблесть получивший и графский титул, и чин генерала. Правда, позднее, при Хуане IV, Диего Монтес впал в немилость и был отправлен командор-интендантом на остров Санта-Розариа, что в Новой Гранаде, откуда вернется на родную землю лишь десять лет спустя. Почему он выбрал для Espejismo столь удаленные и столь засушливые земли Кастилии? Кто знает. Возможно, его привлекли бытующие среди местных жителей предания о том, что на этом месте в достопамятные времена стояла крепость древних солдат-латинян? Однако не станем гадать! К тому же долгое пребывание вдали от родины стяжали генералу славу человека странного. В точности известно было одно: только такой упрямец, как генерал Монтес, закаленный в сражениях с островитянами, мог задумать этот смелый план, и только такой богач, как он, смог его осуществить. По слухам, на сады Espejismo и орошение их водой Монтес выложил до 10 тысяч реалов. А когда началось строительство виллы, то чудесным образом подтвердились местные легенды – при рытье котлована рабочие обнаружили фундамент древнего здания. Часть материала пошла в дело, а вот резные мраморные плиты, фрагменты колонн и безрукие статуи по личному распоряжению генерала были извлечены и бережно установлены в саду. И вскоре о поместье Мираж заговорила вся округа.

К несчастью, генерал Монтес недолго наслаждался плодами своих трудов. Через год на землю Кастилии вступила армия Наполеона, и мирная жизнь в Espejismo закончилась.

Свой выбор старый вояка сделал, не задумываясь. Верный чести и родной Испании, в отличие от тех, кто тотчас поспешил в столицу присягать самозванцу Жозефу, генерал возглавил отряд геррильеро и еще год бил ненавистных лягушатников, расставляя им хитрые ловушки на дорогах. Его последний час пробил в канун Рождества 1809 года, когда в Эспейисмо собрались члены семьи Монтес, а в его окрестностях рыскал взвод неприятеля. Генерал погиб от руки французского бригадира, чьим солдатам так и не удалось проникнуть в его дом, где в это время прятались до смерти перепуганные дети и женщины. Одной из них, младшей племяннице дона Диего, в ту ночь уготовано было мучиться родами. Семья молилась о счастливом разрешении от бремени и о мальчике, храбром и благородном воине, коли Господь забрал у них старого генерала.

Но вопреки молитвам родилась девочка – крупная, здоровенькая, чернокудрая, с глазами цвета моря. Младенцу дали имя Леонсия Тереса Пепита Фернанда Марселина. Разумеется, никто из родни, нарекая малышку, не знал, что бурные и трагические события, предшествующие ее рождению, так отразятся на ее характере и что лишь последнее из данных ей имен – Марселина, означающее «воительница», будет в полной мере ей соответствовать.

Да-да, Марселина – именно так предпочтет называть себя девушка, будущая хозяйка поместья Мираж. Однако об этом рассказ пойдет позже.

А пока юная сеньорита, до срока потеряв и отца, и мать, получает в опекуны родного дядю дона Эрнандо и обретает кров в его большом холодном паласио в Мадриде, что стоит на пасео де Реколетос.

Возможно, принимая опеку над племянницей, дон Эрнандо, глава семьи и отец трех сыновей, не просто выполнял свой родственный долг, но надеялся обрести в ее лице дочь, кроткую и послушную. Возможно также, что он руководствовался другими, более практическими резонами, так как у сироты имелось наследство.

Но, как бы то ни было, весьма скоро достопочтенный дон Эрнандо уже глубоко сожалел о содеянном. И на Пасхальной неделе, принимая у себя сестру Каталину с семейством, он поделился с ней своими сомнениями, выглядел он при этом весьма раздосадованным:

– Да уж, кровь не вода, хотя, казалось бы, родство не прямое… – многозначительно начал он, глядя на резвящихся в саду детей, среди которых была и Марселина. Звонкий голосок девочки выделялся среди прочих.

– Любезный брат, ты говоришь загадками, – отозвалась Каталина.

– Отнюдь, сестрица, я говорю о старом упрямце, генерале Диего. С тех пор как эта девочка живет в моем доме, я часто его вспоминаю, – с недовольством продолжил старший брат (тут стоит заметить, что в молодые годы дон Эрнандо недолюбливал и даже побаивался своего воинственного родича). – А еще я вспоминаю ту роковую ночь в его поместье… Была на то воля Господа или в дело вмешались иные силы, чтобы дух старого вояки переселился…