– Я не спорю, – согласилась Ишрак. – Но с той же вероятностью это может оказаться и не одержимостью.

– Не было никаких знаков, – задумчиво отозвался Лука. – По крайней мере, я их не видел. А ты, Фрейзе?

– Ничегошеньки подобного. Я видел одно: все они валились с ног от усталости и глаза у них были, как у рыб.

Перо клирика зависло в воздухе. Брат Пьетро кротко вздохнул: порой непросто разобрать, что Фрейзе имеет в виду. Он ведь неученый, что с него взять.

– Глаза как у рыб? – переспросил Пьетро. – Что ты имеешь в виду?

– Он прав, прав, – встрепенулся Лука. – Глаза у них мертвые, замороженные: ни проблеска мысли, ни искры интереса, жизни.

Рассеянным взглядом он скользнул по сосредоточенному лицу Ишрак.

– У некоторых людей по глазам видно, о чем они думают; когда им в голову приходит светлая мысль, глаза их озаряет сияние, когда мысли их тяжелы, то темнеет и их взгляд. Но глаза танцоров бессмысленны и пусты. Фрейзе прав. У них глаза, как у рыб.

– У тебя они такие же были, Воробушек, – поежился от воспоминаний Фрейзе. – Твой взгляд не выражал ничего, пока я не задал тебе задачку и ты не вернулся в человеческий облик.

Один из стариков, сидевших в углу комнаты и прислушивавшихся к их разговору, хрипло рассмеялся.

– Все верно, парнишка, – вальяжно обратился он к Луке. – Перед тем как уйти, они стоят и пялятся на тебя стеклянными глазами. Когда заявились танцоры, я потерял и жену, и сына: они глазели на меня, словно парочка карпов, которых выловили из пруда и, проткнув жабры, повесили на леске – ни любви тебе, ни ласки.

– Он вам не парнишка, – поправил его Фрейзе. – Он расследователь, назначенный самим папой римским. Называйте его «сэром».

– Да называйте его как угодно, мне до того дела нет, – пренебрежительно ответил мужчина. – Но про рыбьи глаза он верно заметил. Так своему папе и передай. От меня лично.

Фрейзе начал закипать, столь наглое неуважение к его хозяину требовалось пресечь на корню, но Лука осадил его:

– Пусть говорит, что хочет.

– Значит, твоя жена и сын ушли вместе с танцорами? Теми, которые сейчас в городе? – уточнил брат Пьетро.

– Не с этими, с другими. То были другие. Они пришли в наши края три года назад точно так же. Дня два они у нас пробыли или даже три, а потом мы вытурили их из города. Но они забрали моего сына, такого сына больше ни у кого не было, чудесный мальчуган, любимец всего города. Я хотел, чтобы он стал клириком, хотел отдать его в церковь, он был такой умненький, такой смышленый. Потом уж мне рассказали, что он танцевал, пока не стер ноги в кровь. Пошло заражение, он занемог, с танцами было покончено. Они оставили его на пороге церкви, сказали, покойся с миром, но он метался, как в жару, и взмахивал руками, пока наконец не умер. Загубили его жизнь почем зря. Я так думаю, танцоры эти – исчадия ада. Они все одержимы дьяволом. Скажите папе римскому, чтобы он остановил их. Они крадут наших юношей и девушек, затанцовывают их до смерти. Папа римский должен положить этому конец.

– Вы знаете, почему они пускаются в пляс? – спросил Лука.

Мужчина пожал плечами.

– Похоже, они просто сходят с ума, все разом. Почему блажь лезет в голову? Почему прилетают по весне аисты, сбившись в стаю? Не потому, что об этом думают, а просто что-то толкает их друг к другу.

– Но разве лорд Варгартен не может остановить их?

– Если б он знал, что они здесь, он бы их вытолкал прочь, – ответил пожилой горожанин. – Беда в том, что никто не осмеливается выйти из дома, добраться до замка и оповестить его. Все мы боимся и нос на улицу высунуть, перебегаем из дома в дом, только когда танцоры угомонятся или заснут. Пойдите и расскажите лорду, что танцоры снова в городе, стращают народ, воруют детей. Пойдите и расскажите ему все, раз уж вы такие смелые и не боитесь пересечь площадь и проделать весь путь до замка. Если сам папа прислал вас сюда, то Господь сохранит вас в пути. Пойдите и расскажите лорду Варгартену, что танцоры вновь заявились к нам и нам нужна помощь. Пусть он выгонит их из города, как бешеных псов.

– Где замок лорда?

– В десяти милях к северу. Не заблудитесь. Выходите из северных ворот и напрямик.

– Я пойду, – сказал Лука брату Пьетро. – Подожду, когда танцоры улягутся, и тронусь в путь, пока не рассвело.

– Я с тобой, – отозвался писарь. – Доберемся до замка и узнаем, намеревается ли лорд избавиться от танцоров и каковы его планы. Да и отчет можно отправить с одним из его слуг. Я так понимаю, танцоры глухи к молитвам?

– Один из них сказал, что однажды его привели в церковь, прямо к алтарю, но никакого проку не вышло, – вспомнил Лука, и брат Пьетро схватился за перо. – Святую воду лили ему на голову, но он продолжал танцевать. Грех прочно укоренился в их душах. Это похоже на безумие, но безумие, которое передается от одного к другому. Чума, которую подхватываешь, лишь только коснешься зараженного.

– Я тоже поеду с тобой, – заявил Фрейзе. – Незаметно выберемся из конюшни и стремглав промчимся через площадь, чтобы они не успели нас поймать. Действовать необходимо сообща. Первым поеду я на Руфино. Нельзя будет терять ни минуты.

– Вы справитесь одни? – Лука обернулся к Изольде и Ишрак. – Мы отбудем на рассвете, пока не взошло солнце, и вернемся в полдень.

– Конечно, справимся, – заверила его Ишрак.

– Закройте дверь и не выходите из комнаты. Мы скоро вернемся.

– С нами все будет в порядке, – успокоила его Изольда.

Ишрак кивнула.

– Я запру дверь и буду настороже. Наша спальня выходит на огород и сад. Музыка туда не долетает.

– Если все-таки долетит, заткните уши, – посоветовал Фрейзе. – Особенно коварна барабанная дробь. Только услышишь ее, так сразу и тянет ногами дрыгать. И кажется, что ничего страшного, ты просто решил немного развеяться и повеселиться. Кажется, что ты сам этого хочешь, никто тебя не заставляет.

– Ничего веселого в этом не вижу, – возразила Изольда. – По-моему, это все чудовищно. Никакой барабан не вынудит меня танцевать. Я скорее голову под подушку засуну.

– До нашего возвращения никому не открывайте, – приказал Лука. – Мы постараемся управиться поскорее.

Он встретился взглядом с Изольдой и пообещал – ей, одной:

– Я обернусь быстрее ветра. Я не подведу тебя.

Не успела заняться заря, и луна еще проглядывала сквозь тонкую пелену дождя, когда Лука растолкал товарищей. И хотя утро было зябкое, а на душе его скребли кошки, увидев Фрейзе, Лука рассмеялся – заткнув уши двумя скрученными полосками ткани, тот обвязал голову льняной тряпицей и выглядел как человек, страдающий от зубной боли.

– Да они спят без задних ног! – Лука растворил скрипучие ставни и выглянул на улицу, где в блаженной тишине лежали в забытьи утомленные танцоры. – По-моему, ты перестраховываешься.