– Фи! Грубиян! – переведя дыхание, делано возмутился Витек. – Ничего святого!

Недавние попутчики, прижавшись спиной к вагону, смотрели им вслед.

– Ты видел? Чего ждут-то? – забежав за полуразрушенную будку, удивился Виктор.

– Вернемся, спросим? – не останавливаясь, предложил Сеймур.

– Береги дыхание. Беги!

Они бежали долго. Звуки перестрелки уже не доносились, но они не останавливались. И, только вконец обессилев, упали на пожелтевшую осеннюю траву.

– Пошли дальше, здесь оставаться нельзя, – отдышавшись, сказал Сеймур. – Пошли!

– Куда?

– Лишь бы подальше от проклятого вагона. Нас будут искать.

– Я заметил, что из двадцати вагонов поезда лишь наш был товарным. Похоже, это был воинский состав. Интересно, как это нашим бомбардировщикам удалось добраться в такую даль.

– Ты думаешь, наши? – спросил Сеймур.

– Конечно. А кто еще?

День был пасмурный, скоро стало холодно. Даже им, привыкшим голодать, очень хотелось есть. Теперь они не бежали, но шли не останавливаясь. Витек, как всегда, говорил без умолку.

– Тебе есть хочется?

– Еще как, только думать об этом не хочется.

– А думать надо. Представь себе: нам удалось сбежать, нас еще не убили, а теперь мы идем по лесу. Представил? И вдруг в дополнение к этому еще одно чудо: нам навстречу выходит опоссум, и мы на прутьях жарим из него вкуснейший шашлык, – размечтался Виктор. – Ты меня слышишь?

– По-моему, во Франции опоссумы не водятся, – усомнился Сеймур.

– Не веришь ты в чудеса, – вздохнул Витек. – Ну и что? Теперь здесь и фашисты водятся, а раньше не было… Ладно, обойдемся без опоссума. Зато наверняка кролики водятся. Хочу шашлык из кролика.

– Кролика придется зарезать. Сумеешь?

– И не надейся. Ни разу в жизни ради еды я не убил ни одного млекопитающего. Это мой жизненный принцип.

– Значит, и кролик отпадает.

– Я где-то читал, что во Франции иногда кролики и мясники гуляют в лесу парами, – мечтательно сказал Витек.

– Это ты от голода! Лучше береги силы, еще пригодятся.

– Силы? Да я переполнен энергией! Хочешь, на этом месте, не останавливаясь, спою каватину Фигаро?

– Нет, нет! Только не это! – взмолился Сеймур. – Сейчас октябрь, сезон охоты, тут же на твое пение набегут охотники на кабанов.

– Опомнись, человече! Идет война, какие к черту охотники? Сейка! – во весь голос закричал Витек. – Ты еще не понял. Мы на свободе, мы во Франции! Мы – дикие кабаны! – от радости он плакал.

До сих пор им никто не встретился. Во второй половине дня стало совсем холодно. Левую ногу Сеймур сильно натер и теперь заметно прихрамывал. Витек нашел в траве ветку, отломал верхушку, и получилась толстая узловатая палка.

– Теперь ты похож на пилигрима с посохом, – сказал Витек.

– Если не встретим людей, то до утра не доживем, это я говорю тебе как опытный пилигрим, – усмехнулся Сеймур.

Еще километров пять они прошли молча. Первым заговорил Витек.

– Ты совсем-совсем не веришь в чудеса? – ехидно спросил он.

В наступивших сумерках впереди между деревьями, показался приземистый дом под старой, побуревшей от времени черепицей, он словно ждал их прихода. На стук в доме не отозвались, но дверь открылась при легком нажатии. Кажется, это действительно был их день.

Изнутри дом выглядел так же убого, как снаружи. Судя по специфическому нежилому запаху, хозяева покинули его давно. Как и следовало ожидать, на некрашеных полках небольшого шкафчика друзья обнаружили лишь несколько кастрюль и чайник. Посуда была чистая, видимо, перед тем как покинуть дом, хозяева успели прибраться. Закрыть дверцы шкафа они не успели, потому что услышали за спиной негромкий голос, который, судя по интонации, сказал им что-то неприятное. Обернувшись, они увидели за спиной на расстоянии нескольких шагов двоих в гражданской одежде с пистолетами в руках. Пистолеты были направлены на них, обладатель пистолета повторил те же слова, и Сеймур с Виктором, сразу же правильно истолковав их значение, подняли кверху руки.

У одного из них, того, что молчал, из-за плеч высовывался объемистый рюкзак, второй же, если не считать пистолета, пришел налегке. У него было крупное значительное лицо со шрамом через всю правую щеку. С первого взгляда в нем угадывался человек, привыкший приказывать.

– Кажется это не немцы, а французы, – предположил Виктор.

Они показали незнакомцам запястья правой руки с бирками. Судя по всему, лагерные номера впечатления не произвели, смотрели эти двое всё еще настороженно.

– Не немцы, но тоже с пистолетами, – сказал Сеймур.

Надеясь на сходство языков, он обратился к вошедшим на итальянском. Тщательно и медленно выговаривая слова и невольно дополняя речь жестами, он попытался объяснить, что они – советские офицеры, военнопленные, бежали из немецкого лагеря. Кое-что из сказанного Сеймуром французы, кажется, все-таки поняли. Во всяком случае, пистолеты убрали. Тот, что был с рюкзаком, снял свою поклажу и положил на стол. Вынул из него два завернутых в газету бутерброда с сыром и протянул их Сеймуру с Виктором. Есть пришлось стоя, потому что сесть было не на что. Французы, в буквальном смысле слова вытаращив глаза от изумления, смотрели, с какой поразительной скоростью два скелетообразных существа в лохмотьях, ни разу не подавившись, в два приема проглотили по увесистому бутерброду.

Французы тем временем, поглядывая на своих новых знакомых, негромко, почти шепотом о чем-то переговаривались.

– До чего вкусно, – сказал Виктор. – Конечно, это не фашисты. Ты спроси у того, со шрамом, как сыр называется.

– Чуть позже, – пообещал Сеймур. – Мне кажется, они решают, что с нами делать.

– Мы не в лагере. Кто это может без нас решать?

– Те, у кого пистолеты, – усмехнулся Сеймур.

У Виктора по этому поводу, похоже, было свое мнение, но прежде чем он успел его высказать, в открытую дверь вошел немецкий офицер в эсесовской форме в сопровождении двух солдат с автоматами. По его команде все четверо подняли руки.

Взгляд офицера ненадолго задержался на Викторе и Сеймуре, он с безразличием оглядел беглецов, обычно люди так смотрят на привычные неодушевленные предметы. Его заинтересовали французы. Немец смотрел на них тяжелым настороженным взглядом. Он дважды что-то им приказал, но ни один из французов никак не прореагировал. Они молчали и недовольно смотрели на немцев, скорее с досадой на себя, чем с неприязнью к немцам. Казалось, им было неприятно, что немцы так глупо застали их врасплох. Офицер вынул из кобуры пистолет, спустил предохранитель и с расстояния шага направил дуло в лоб француза со шрамом. Неизвестно, что он спросил, но, судя по интонации, спрашивал он в последний раз.