Словно в прорубь ледяную окунули и я почувствовала, как коченею. Сигарета упала в пепельницу, а я уставилась на Славу, хотя в действительности не видела перед собой ничего. В голове зашумело, я закрыла глаза, пытаясь переварить информацию, надеясь понять, что ошиблась, просто послышалось и он сказал что-то другое…

Ведь не мог МОЙ Варламов это произнести! Глупая, наивная брошенка… Тогда я ещё не понимала, что он давно уже не мой. Я потеряла его давно. Сама не заметила, как это произошло, но отрицать свою вину или же, наоборот, признавать её, смысла не было.

— Слав, ты что? — улыбнулась, хотя хотелось, скорее плакать.

Биться головой о стену и потерять сознание, чтобы очнуться, увидеть его лицо и понять, что это был всего лишь дурной сон, а у нас всё по-прежнему хорошо.

— Нет между нами ничего больше. Всё прошло, Нин. Прости. Я завтра сам поговорю с детьми. Спокойной ночи, — не дожидаясь моего ответа, он встал и пошёл к выходу, но остановился у двери. — Только прошу тебя, не настраивай против меня Яну с Кирюшей. Мы взрослые люди, сможем сами разобраться, — каждое слово, как удар ножом в грудную клетку, глубоко, до самого сердца.

— Подожди, — я, наконец, нашла в себе силы подняться и, пошатываясь, как пьяная, подошла к нему. — Я не стану устраивать истерики или рассказывать детям… — комок в горле мешал говорить и до сих пор не верилось, что это происходит со мной. — Просто скажи правду. Почему? У тебя появилась другая, да? — глупо.

Как же глупо спрашивать о том, что и так знаешь.

Ведь я своими глазами видела помаду на его пиджаке. И что? Почему всё ещё надеюсь на то, что это не правда и он меня не предавал? Как же больно это, когда иллюзии разбиваются вдребезги, превращаются в острые осколки, которые невыносимо жестоко ранят.

— Это имеет значение? — абсолютно чужой мужчина передо мной.

— Для меня да.

— У меня… Никого нет, Нина. Я просто ухожу. Наши отношения изжили себя, понимаешь? Пока…

Я кивнула на автомате, поражаясь его чёрствости и цинизму, а Варламов развернулся и ушёл. Дверь за ним закрылась, а я так и осталась стоять посреди кухни, комкая в руке пачку с сигаретами.

У него даже не хватило смелости признаться мне в том, что уходит к другой. Словно я чужой человек. Словно нет у нас детей общих и стольких лет жизни за спиной. Как будто с соседкой по квартире попрощался и ушёл. Просто захлопнул дверь, оставляя за ней всё, что пережили вместе, всё, о чём мечтали и что делили. Нашу жизнь оставил.

Адской болью взорвались доверие и надежды, болезненным хрипом из горла вырвались рыдания и я сползла по двери, царапая её ногтями, ломая и срывая их до мяса.

— Ненавижу… Ненавижу… За что? Как же больно, — задыхалась, свернувшись калачиком прямо на полу и тихо выла, кусая губы до крови, всё ещё сдерживаясь, чтобы не разбудить детей.

*****

Вячеслав

Сидел в машине уже второй час, бездумно смотрел в темноту и, слушая стук капель дождя по крыше, думал… Правильно ли он поступил? Может не стоило так резко сжигать все мосты? Может стоило подождать… Вдруг всё наладилось бы. В каждой семье ведь случается кризис, у кого-то раньше, у кого-то позже, но он случается.

А с другой стороны, чего, собственно, ждать? Если нет больше тех самых чувств, потухло всё. Да и не смог бы он после того, как изменил, молчать. Не смог бы утаить это. И не хотел. Прятаться, как крыса удел слабых соплежуев.

Закурил, чуть приоткрыл окно и вдохнул свежего воздуха. Тоскливо как-то стало. Не от того, что использовал девчонку и оставил её реветь в подушку, а потому, что впервые в жизни поступил, как мудак. И нет, это не было просто. Сказать жене, матери своих детей, что отношения угасли, вообще не просто.

Взглянул на окна, в которых всё ещё горел свет, пытаясь представить, чем сейчас занимается Нина. Плачет, грустит? Или, наоборот, радуется? Потому что ушёл, развязал ей руки. Выдохнула и будет жить дальше? Или, быть может, держит в руке телефон, чтобы ему позвонить? А может не ему?

Постучал пальцем по экрану мобильного и… Отбросил его. Уходя — уходи. И нечего жалеть о том, что сам отпустил.

Завёл двигатель и тронулся с места, бросая последний взгляд на окна. А там Нина. Стоит у распахнутого окна, обнимая себя руками и смотрит на него. Ему по привычке захотелось прикрикнуть, чтобы оделась, но вовремя одумался. Надавил на педаль газа и под визг покрышек скрылся из виду.

Отчего-то вдруг стало так хреново, словно не он сделал этот выбор, а кто-то за него. Как будто его поставили перед фактом и он уже ничего не может поделать. Паскудство какое…

Уснул прямо на парковке у офиса, в машине. Просто вырубился от усталости, забылся беспокойным сном.

*****

Лиана

Она была уверена, что всё получилось. Ведь он сорвался, переступил, наконец, ту самую грань, после которой становятся любовниками. И её бы даже устроили такие отношения. Для начала, конечно. Но неожиданно он сорвался. Просто поднялся с кровати и стал одеваться.

— Ты куда? — спросила его тогда, на что Варламов ничего ей не ответил, даже не взглянул в её сторону. — Что-то не так?

— Всё нормально. Слушай… — застегнул штаны и взялся за рубашку. — Давай оба забудем, что сегодня произошло, хорошо? Мне не хотелось бы отправлять тебя назад, в Саратов. Поэтому, сама понимаешь, распространяться о том, что между нами случилось не нужно.

Она поднялась и бросилась к нему, но мужчина лишь отмахнулся.

— Всё, сказал!

И теперь девушка, сцепив зубы, стояла у зеркала, вглядываясь в своё отражение с ненавистью и презрением. У неё снова ничего не получается. Он срывается с крючка, как и все остальные.

— Неудачница. Ты ничего не можешь! Я должна делать всё сама! — зарычала и, смахнув с тумбы все пузырьки и тюбики, вцепилась пальцами в свои волосы. — Отстань от меня! Отстань! Оставь меня в покое! Как же я тебя ненавижу!

Сползла на пол, выдёргивая пряди волос и взвыла от боли. Только так она может заставить её уйти. Причиняя себе боль. Боль очищает. Боль лечит.

*****

Нина

— Доброе утро, мамуль!

Уже собранная, аккуратно одетая Яна зашла на кухню, а за ней семенил Кирюша, всё ещё в пижамке, потирая сонные глазки. Он всегда долго просыпается и мне приходится одевать его самой.

Сейчас же не было сил ни на что. Я бездумно смотрела на детей, а они на меня.

— Что с тобой, мам?

— А что со мной? — даже собственный голос не узнала, словно не я говорю, а кто-то другой.

— Ты выглядишь… Так, — дочь явно не хотела меня обидеть, а потому, как именно я выгляжу озвучивать не стала.

Я взглянула на своё отражение в дверце холодильника и увидела там всколоченную, страшную ведьму. Старую и некрасивую женщину, которой только в фильмах ужасов сниматься.