Заметил ли я, спросила она, что глаза Гарри постоянно бегают, словно он следит за тем, как что-то движется по комнате, третий гость, невидимый нам? И как Гарри им напуган? Так вот, пару недель назад она выписала специалиста, который сконструировал оптометрический прибор, измеряющий рефракции в глазах Гарри. Собранная на данный момент информация загружена в компьютер. Возможно, удастся получить на экране комбинированный образ того, что видит Гарри. Еще через несколько сеансов специалист надеется получить ясное представление о том, что это такое. Сейчас, даже не располагая данными в полном объеме, можно сказать, что тело на экране вроде бы человеческое, но насчет головы уверенности нет.

Должен сказать, что, когда я покинул эту комнату, пропитанную запахом ее обитателя, Гарри, запертого в своем жутком мирке, мне стало легче. В коридоре я спросил у доктора Ердели:

– Почему вы взяли его?

– В таких вещах нельзя быть слишком осторожным, – ответила она, пронзительно поглядев на меня.

Я поразмыслил над этим.

– Допустим, вам удастся разобрать, что говорит голос и что там за существо, – что тогда?

Чувствовалось, что она не знает во всем мире никого, кто лучше нее был бы готов работать над проблемой Гарри.

– Вы, конечно же, считаете, что… лучше было бы просто оставить это в покое, запертым у него внутри? – сказала она.

И когда я ответил «да», – а я действительно так считал, – она только покачала головой. А потом еще раз и еще раз. А потом бодро мне улыбнулась.

– Ах, как редко доводится встретить… оптимиста, – сказала она и больше к этому случаю не возвращалась.

Мне выпал нескучный день, так что я принял приглашение отужинать в ее бунгало, а не полетел на материк в пять часов, как собирался.

Вкусно поев, мы уселись в кресла на веранде, вдыхая запахи моря и кофе, глядя, как риф рассеивает набегающие волны. Пальмы кланялись мягкому восточному ветру, который не давал подняться москитам. Внезапно спустилась тропическая ночь. Доктор Ердели рассказывала мне о своей юности в Европе, о своей учебе, об аресте и неволе, о побеге. И о возвращении.

– Я вернулась туда спустя много лет после войны. Это было глупо. Я надеялась на невозможное. Я не нашла… ничего. Ничего не осталось.

Она помедлила, размышляя об этих «ничего».

– Больше всего я надеялась, что меня дождется мой пес, Рекс. Странно, да? Но если бы его даже не убили, он, конечно, уже давно умер бы от старости.

Она пригубила кофе.

– После этого я долго спрашивала себя, а какая, собственно, разница? Так и так, ни в чем нет… постоянства. Мне пришлось заново учиться верить в постоянство.

В ее профессии женщины были редкостью, и получить работу оказалось непросто. Наконец, доктор Ердели нашла ее в этом уголке мира – в маленькой больнице посреди джунглей, где провела годы, пытаясь разобраться в формах безумия, встречающихся у тех, кто живет в джунглях.

В тусклом свете веранды я вдруг почувствовал, что она смотрит на меня очень пристально. Именно так, я замечал, она смотрела на своих студентов. И только тут я задумался: а не было ли у нее какого-то тайного повода пригласить меня на ужин?

Она сказала, что, быть может, я захочу послушать об одном случае, с которым она столкнулась в те ранние годы. Это был приезжий, пожилой европеец, получивший травму в нагорьях, среди охотников за головами.

– Он был бы… чудесным студентом, если бы Институт тогда уже существовал. Если бы мы его могли спасти.

Она следила за мной. Она тщательно, с нажимом выговаривала слова:

– Его звали Амос Маккензи.

Услышав это имя, я тут же навострил уши. Главным образом потому, что не так давно рассказал Хелен патагонскую историю. Во-вторых, всего пару недель назад я попросил Доналда Кромарти ее расследовать. С другой стороны, я понимал, что в мире полно Маккензи.

Но мне было любопытно, и я переспросил:

– Амос Маккензи?

– Именно так. Он был уже старик. Помнится, он приехал как раз из ваших краев. Не слышали о нем?

Я вдруг почувствовал, что нужно быть осторожным.

– В моих краях столько Маккензи… Вы говорили с ним?

Свет на веранде был смутен, но я видел, что она по-прежнему наблюдает за моей реакцией. Что бы она ни увидела, больше вопросов сна решила не задавать.

– Главным образом говорил он сам. О том, что пережил в горных джунглях. Это наверняка было… непростое путешествие… для человека в его возрасте.

Она пила кофе, снова изучая свой умозрительный блокнот, подбирая верные слова. Я же расслабился, решив, что по меньшей мере маловероятно, чтобы тот старик был одним из патагонских Маккензи. Я просто прихлебывал кофе и слушал.

Она сказала, что, когда Амоса Маккензи привезли в больницу, ординатор, сделав все, что мог, с облегчением послал за ней. Маккензи принесли охотники – наткнулись на него в джунглях. Он был в ужасном состоянии.

Доктор Ердели помнила, как он выглядел на кровати в маленькой больнице с жестяной крышей. Он был большого роста (это было видно, даже когда он лежал), истощенный, с кожей, как древесная кора. На вид не меньше семидесяти лет, хотя трудно сказать – он был из тех, кто выглядит так, словно всегда был стариком.

Разговорить его оказалось несложно, и это был добрый знак. Говорил он ясно, гнусавым голосом; заметно было, что он рад любой аудитории. Он сказал, что был в археологической экспедиции в одном из отдаленных районов где-то между картами (так он и сказал), на берегах реки Мерапе…

…берегах Мерапе мы с коллегами в поте лица очищали от вековых зарослей несколько маленьких пирамид, каждая не больше пятидесяти футов в высоту. Ядовитые коричневые змеи населяли их геометрические коридоры. В этом районе мы уже не раз находили огромные каменные яйца, высеченные из какого-то камня, наподобие известняка, высотой с дерево лану. Однако густые джунгли не позволяли заметить их издалека. Сперва мы думали, что это своего рода земляные курганы, пока не заметили, что за сплошной занавесью лиан подножия скругляются внутрь. Коричневые змеи жили и тут.

Мы все видели что-то подобное раньше, но в других частях света. Здесь, в этой стране – никогда. У нас не было ни одной подходящей теории насчет их происхождения.

Погода была ужасной. Под вечер, как раз когда от жары некуда было деться, а влажность становилась нестерпимой, начинался дождь и лил часами до самой темноты. Деревья не давали укрытия, листья на верхушках только задерживали дождевые капли, пока те не наберут вес. Мы продолжали копать, несмотря на атаки бесчисленных москитов и оводов, которых дождь, казалось, только бодрил.