и в первом своем замужестве, я мечтала о другом. Я хотела сделаться товарищем, сотрудником мужа, его помощницей, единомышленницей… Мне казалось, что я настолько сильна и благоразумна, что могла бы быть ему хорошим советником, и по выходе замуж с нетерпением ждала того момента, когда муж поймет, что я ему преданный товарищ и друг»[164].

Ценности Тенишевой, сформировавшиеся, по-видимому, еще в ранней юности, предполагали любовь, содружество, равенство и партнерство в браке. Первый муж – вследствие неопытности, молодости и пагубных наклонностей – так и не смог разглядеть ее личности, сблизиться с ней, понять. Второй же, несмотря на возраст, опыт и положение в обществе, относился к браку умеренно либерально. Тенишева не была полностью подчинена мужу, супруги жили параллельными жизнями на одной территории, и княгиня своим присутствием скорее помогала мужу подчеркнуть статус, богатство и иногда широту собственных взглядов:

«Давно я поняла, что, женившись на мне в возрасте сорока восьми лет, муж был человеком с уже сложившимся характером, вкусами и складом жизни. Он позволял себе много отступлений от прямых семейных обязанностей до нашей свадьбы, но, пресытившись неправильной жизнью, он захотел иметь в своем доме нарядную хозяйку, просто молодую, здоровую женщину, оставив за собой полную свободу действий во вкусах, порядке дня, продолжая такую же самостоятельную и независимую жизнь, как и раньше, и продолжал жить как бы на холостую ногу. Мои запросы к жизни, мои интересы, моя деятельность – не играли никакой роли в наших отношениях»[165].

«На мою страсть к искусству и коллекционерству он смотрел снисходительно, как на игрушку избалованного ребенка, – продолжает она, – и ко всем моим художественным затеям, устройству мастерских в городе и деревне он применял известную пословицу, перефразируя ее – “чем бы жена ни тешилась, лишь бы не блажила”. Под “блажью” он понимал кокетство и, вероятно, неверность»[166].

Княгиня начала собирать блестящую коллекцию рисунков и акварелей и пригласила в помощники начинающего художника и критика Александра Бенуа, впоследствии ставшего одним из редакторов журнала «Мир искусства»[167]. Со временем коллекция разрослась настолько, что обеспечить всем предметам надлежащее хранение становилось затруднительно. Акварели российских мастеров, составлявшие меньшую часть коллекции, были вскоре подарены княгиней по случаю открытия Музею Александра III (будущему Русскому музею)[168].

Для отбора, оформления и временного хранения работ Тенишевой была нанята специальная квартира, в шутку называвшаяся «конспиративной» и располагавшаяся по соседству с ее особняком. Коллекция княгини Тенишевой была поистине передовой – она включала в себя графику и акварели прославленных европейских мастеров начиная с эпохи Возрождения и заканчивая современниками: Жаном-Луи-Эрнестом Мейсонье (1815–1891) и Мариано Фортуни (1838–1874).

Русская часть коллекции, подаренная Русскому музею, состояла из работ таких мастеров, как Карл Брюллов, Иван Айвазовский, Орест Кипренский, Павел Федотов, Василий Перов, Илья Репин и, что особенно ценно в нашем случае, рисунков современных художниц. Среди них – акварели и силуэты Елизаветы Бём и ее близкой подруги художницы Александры Шнейдер[169] (периодически художницы работали в соавторстве), Елены Поленовой, Марии Якунчиковой-Вебер, рано умершей художницы Марии Шпак-Бенуа[170], Марии Фёдоровой[171], Анны Овандер[172], Ольги Семеновой-Тян-Шанской[173]. В коллекции Тенишевой также были работы Леона Бакста, Константина Сомова, Яна Ционглинского.

18 марта 1898 года произошла встреча Марии Тенишевой с Сергеем Дягилевым и Саввой Мамонтовым, именно тогда они решили основать журнал «Мир искусства». Роль этого издания в обновлении всей художественной жизни России рубежа веков сложно переоценить.

Тенишева субсидировала журнал с самого его основания совместно с Саввой Мамонтовым. Первые редакционные встречи часто проходили в непринужденной обстановке на квартире княгини:

«Дягилев был главным редактором, а за ним потянулась целая вереница его товарищей, сотрудников, в том числе и А. Бенуа. Мы все часто собирались на “конспиративной” квартире, рядом с нашим домом, и проводили там вечера, обсуждая разные вопросы относительно журнала, перебирая мои акварели для музея. Вместе с Дягилевым ко мне приблизились Серов, Головин, Коровин, маленький и бесталанный Нувель, родственник Дягилева Д. В. Философов, кроме того, бывали Левитан, Врубель, с которым я уже раньше была знакома, Бакст, Цорн и многие другие, чаявшие движения воды и желавшие попасть в журнал. “Конспиративная” квартира сделалась центром надежд и мечтаний о будущих благах. После деловых разговоров много пели, играли, шутили, смеялись»[174].

Наряду с акварелями Мария Тенишева собирала предметы русской старины. Один из первых частных музеев русской старины был открыт в 1885 году Елизаветой Мамонтовой в Абрамцеве, но музей Тенишевой значительно превзошел его по масштабам. Абрамцевский музей был скорее «домашним» – экспозиция поначалу располагалась в кабинете Саввы Мамонтова, а затем переехала в большую столовую их усадебного дома.

Мария Клавдиевна годами собирала для музея предметы быта Смоленской губернии, хранила их на чердаке в своем имении Талашкино вдали от посторонних глаз, поскольку князь не одобрял этого увлечения жены. Только после смерти мужа в 1903 году Тенишева, проведя ревизию коллекции, осознала, что для организации экспозиции ей понадобится целое здание, землю для которого ей подарила ближайшая подруга всей жизни – княгиня Екатерина Константиновна Святополк-Четвертинская:

«Выручила меня Киту, предложив мне построить музей на ее земле, на том месте, где когда-то стояла рисовальная школа. Я, конечно, с радостью согласилась. Таким образом, за Молоховскими воротами, по Рославльскому шоссе, рядом с маленьким домом, в котором мы всегда останавливались наездами в город, возник музей»[175]. Архитектором здания выступил художник Сергей Малютин, помощь в художественном оформлении фасадов оказывала сама княгиня и художник Виктор Васнецов[176].

Помимо музея в Смоленске, в любимом имении Талашкино, в котором после смерти мужа Тенишева жила вместе со Святополк-Четвертинской, были открыты ремесленные мастерские, продолжавшие абрамцевскую традицию: создание художественных предметов быта в неорусском стиле, основанных на своих исторических прототипах, но выполненных современными художниками. Руководителем мастерской стал Сергей Малютин. Княгиня писала:

«Русский стиль, как его до сих пор трактовали, был совершенно забыт. Все смотрели на него как на что-то устарелое, мертвое, неспособное возродиться и занять место в современном искусстве. Наши деды сидели на деревянных скамьях, спали на пуховиках, и конечно, эта обстановка уже перестала удовлетворять современников, но почему же нельзя было построить все наши кресла, диваны, ширмы и трюмо в русском духе, не копируя старины, а только вдохновляясь ею?»[177]

Предметы и эскизы вышивок, проектируемые Малютиным, воплощались в жизнь талантливыми мастерицами-крестьянками:

«Между ними были настоящие художницы, мастерицы, с врожденным вкусом, умением и фантазией, тонко видящие цвета и с полуслова понимающие, чего от них хотели. В конце концов, мы начали достигать удивительных