– Спасибо, нет, я, пожалуй, закурю сигару.

Он достал коробочку из крокодиловой кожи и взял сигару, затем вынул из кармана складной ножик с маленькими ножничками и отрезал у нее кончик.

– Прикуривайте. – Юноша протянул ему зажигалку.

– Она не загорится на ветру.

– Еще как загорится. Она отлично работает.

Человечек вынул сигару изо рта, так и не закурив ее, склонил голову набок и взглянул на юношу.

– Отлично? – медленно произнес он.

– Ну конечно, никогда не подводит. Меня, во всяком случае.

Человечек продолжал сидеть, склонив голову набок и глядя на юношу.

– Так-так. Значит вы говорите, что эта ваша замечательная зажигалка никогда вас не подводит? Вы ведь так сказали?

– Ну да, – ответил юноша. – Именно так.

Ему было лет девятнадцать-двадцать; его вытянутое веснушчатое лицо украшал заостренный птичий нос. Грудь его не очень-то загорела и тоже была усеяна веснушками и покрыта несколькими пучками бледно-рыжих волос. Он держал зажигалку в правой руке, готовясь щелкнуть ею.

– Она никогда меня не подводит, – повторил он, на сей раз с улыбкой, поскольку явно преувеличивал достоинства предмета своей гордости.

– Один момент, пажалста. – Человечек вытянул руку, в которой держал сигару, и выставил ладонь, точно останавливал машину. – Один момент. – У него был удивительно мягкий монотонный голос, и он не отрываясь смотрел на юношу. – А не заключить ли нам пари? – Он улыбнулся, глядя на юношу. – Не поспорить ли нам, так ли уж хорошо работает ваша зажигалка?

– Давайте поспорим, – сказал юноша. – Почему бы и нет?

– Вы любите спорить?

– Конечно люблю.

Человечек умолк и принялся рассматривать свою сигару, и, должен сказать, мне не очень-то было по душе его поведение. Казалось, он собирается извлечь какую-то для себя выгоду из всего этого, а заодно и посмеяться над юношей, и в то же время у меня было такое чувство, будто он вынашивает некий тайный замысел.

Он пристально посмотрел на юношу и медленно произнес:

– Я тоже люблю спорить. Почему бы нам не поспорить насчет этой штуки? По-крупному.

– Ну уж нет, – сказал юноша. – По-крупному не буду. Но двадцать пять центов могу предложить, или даже доллар, или сколько это будет в пересчете на местные деньги – сколько-то там шиллингов, кажется.

Человечек махнул рукой:

– Послушайте меня. Давайте весело проводить время. Давайте заключим пари. Потом поднимемся в мой номер, где нет ветра, и я спорю, что если вы щелкнете своей зажигалкой десять раз подряд, то хотя бы раз она не загорится.

– Спорим, что загорится, – сказал юноша.

– Хорошо. Отлично. Так спорим, да?

– Конечно, я ставлю доллар.

– Нет-нет. Я поставлю кое-что побольше. Я богатый человек и к тому же азартный. Послушайте меня. За гостиницей стоит моя машина. Очень хорошая машина. Американская машина, из вашей страны. «Кадиллак»…

– Э, нет. Постойте-ка. – Юноша откинулся в шезлонге и рассмеялся. – Против машины мне нечего выставить. Это безумие.

– Вовсе не безумие. Вы успешно щелкаете зажигалкой десять раз подряд, и «кадиллак» ваш. Вам бы хотелось иметь «кадиллак», да?

– Конечно, «кадиллак» я бы хотел. – Улыбка не сходила с лица юноши.

– Отлично. Замечательно. Мы спорим, и я ставлю «кадиллак».

– А я что ставлю?

Человечек аккуратно снял с так и не закуренной сигары опоясывавшую ее красную бумажку.

– Друг мой, я никогда не прошу, чтобы человек ставил что-то такое, чего он не может себе позволить. Понимаете?

– Ну и что же я должен поставить?

– Я у вас попрошу что-нибудь попроще, да?

– Идет. Просите что-нибудь попроще.

– Что-нибудь маленькое, с чем вам не жалко расстаться, а если бы вы и потеряли это, вы бы не очень-то огорчились. Так?

– Например, что?

– Например, скажем, мизинец с вашей левой руки.

– Что? – Улыбка слетела с лица юноши.

– Да. А почему бы и нет? Выиграете – берете машину. Проиграете – я беру палец.

– Не понимаю. Что это значит – берете палец?

– Я его отрублю.

– Ничего себе ставка! Нет, уж лучше я поставлю доллар.

Человечек откинулся в своем шезлонге, развел руками и презрительно пожал плечами.

– Так-так-так, – произнес он. – Этого я не понимаю. Вы говорите, что она отлично работает, а спорить не хотите. Тогда оставим это, да?

Юноша, не шевелясь, смотрел на купающихся в бассейне. Затем он неожиданно вспомнил, что не прикурил сигарету. Он взял ее в рот, заслонил зажигалку ладонью и щелкнул. Фитилек загорелся маленьким ровным желтым пламенем; руки он держал так, что ветер не задувал его.

– Можно и мне огонька? – спросил я.

– О, простите, я не заметил, что вы тоже не прикурили.

Я протянул руку за зажигалкой, однако он поднялся и подошел ко мне сам.

– Спасибо, – сказал я, и он возвратился на свое место.

– Вам здесь нравится? – спросил я у него.

– Очень, – ответил он. – Здесь просто замечательно.

Снова наступило молчание; я видел, что человечку удалось растормошить юношу своим нелепым предложением. Тот сидел совершенно неподвижно, но было заметно: что-то в нем всколыхнулось. Спустя какое-то время он беспокойно заерзал, принялся почесывать грудь и скрести затылок и наконец положил обе руки на колени и стал постукивать пальцами по коленным чашечкам. Скоро он начал постукивать и ногой.

– Давайте-ка еще раз вернемся к этому вашему предложению, – в конце концов проговорил он. – Вы говорите, что мы идем к вам в номер, и если я зажгу зажигалку десять раз подряд, то выиграю «кадиллак». Если она подведет меня хотя бы один раз, то я лишаюсь мизинца на левой руке. Так?

– Разумеется. Таково условие. Но мне кажется, вы боитесь.

– А что, если я проиграю? Я протягиваю вам палец, и вы его отрубаете?

– О нет! Так не пойдет. К тому же вы, может быть, пожелаете убрать руку. Прежде чем мы начнем, я привяжу вашу руку к столу и буду стоять с ножом, готовый отрубить вам палец в ту секунду, когда зажигалка не сработает.

– Какого года ваш «кадиллак»? – спросил юноша.

– Простите. Я не понимаю.

– Какого он года – сколько ему лет?

– А! Сколько лет? Да прошлого года. Совсем новая машина. Но вы, я вижу, не спорщик, как, впрочем, и все американцы.

Юноша помолчал с минуту, посмотрел на девушку, потом на меня.