Люда трагически вздохнула, возвращая ему торт:

– Эх, сколько галантности зря пропадает.

Я был голоден, потому что сегодня даже не завтракал, но торт этого пижона есть не собирался. Поэтому на кухню не пошел, остался лежать в комнате. Эта парочка, словно искушая мое терпение, тут же вернулась обратно, притащив все угощение с собой.

– Так что ты хотел, Макс? – серьезно спросила Люда, устанавливая на табурет, накрытый пластиковой салфеткой, чашку и стакан с кофе.

Макс держал в руках торт и стеклянную сахарницу. Потом они пять минут уступали друг другу чашку, жертвенно соглашаясь на стакан.

Стиснув зубы, я уже кипел от гнева, отвернувшись от предложенного Людой торта.

– Не помню… Увидел тебя и обо всем забыл, – заигрывал Макс, сжалившись над моими нервами и приняв наконец в руки чашку.

– Жаль, с моим начальником такого не проходит, – кокетничая, вздохнула Людмила, помешивая сахар. – Было бы здорово. Пришел и забыл зачем. Красота!

Ага, забыл… Забудешь тут! По всему коридору аромат, напоминание о тебе и этой гиене.

Макс улыбнулся:

– А-а, я вспомнил. Я хотел пригласить тебя на пляж.

Людочка встрепенулась:

– Макс, за что? Чем я тебя так обидела, что ты хочешь затащить меня в холодную воду?

Я громко фыркнул – смотреть на их заигрывания было невмоготу, ей-богу, как дети! Престарелые Ромео и Джульетта, блин. Я был голоден и зол. Черт меня дернул проверить, как она дошла домой! Тут еще так некстати этот Ромео явился.

Макс рассмеялся:

– Да, я забыл о сегодняшнем дожде. Ладно, уговорила, купаться не будем. Но приглашать тебя в кафе… Там постоянно бываем, поэтому решил соригинальничать и позвать тебя позагорать.

– Нет, не могу, – абсолютно серьезно ответила девушка. – Мне Волчика не с кем оставить.

– Но…

– Ничего, в другой раз. – Она виновато улыбнулась, переставив стакан подальше от края.

– Возьми его с собой, пусть тоже отдохнет.

Тут раздался звонок в дверь. Кого еще принесло? Я с подозрением оглядел Люду, которая потянулась к своей сумке, лежащей на спинке дивана.

Я поднялся, со стоном потянулся и направился к двери встречать гостей. Макс тоже подскочил с дивана и резко спросил:

– Ты кого-то еще ждешь?

Люда удивилась его тону, но спокойно пояснила, теребя пальцами железное украшение на юбке:

– Да, я заказала пиццу, думаю Волчик очень голодный.

– Это хорошо, а то я решил, что те собаки в гости пожаловали., – Макс уже успокоился и пошутил.

Кстати, я об этом тоже первым делом подумал.

Люда нахмурилась, вспоминая, о каких собаках речь, потом улыбнулась и, махнув ему рукой, направилась открывать дверь.

Я в это время ел глазами Макса. Еще бы, открытым текстом сообщил об оборотнях! Прямо как нервная барышня среагировал, гиена драная. Потом я быстро подбежал к двери, чтобы успеть встретить гостей первым.

Это на самом деле оказалась доставка пиццы. Макс полез было платить, но Люда, быстро сунув деньги в руку, забрала коробку с пиццей, поблагодарила и выпроводила тощего паренька-разносчика.

Макс, не смирившись, проворчал, возвращаясь в комнату:

– Ты меня просто унижаешь.

– Ты что, тайный отпрыск Билла Гейтса? Будешь пиццу? Давай кусочек, а?

– Нет, не буду, спасибо, уж за пиццу я заплатить могу, – рыкнул он, злобно на меня поглядывая.

Я развалился на одеяле и с удовольствием вытянул лапы, показывая все свое презрительное отношение к сосунку. Но в молчаливый диалог вмешалась Люда.

– Ладно, так и быть, завтра на пляже с тебя кило мороженого, – пошла она на попятный.

– Ты пойдешь? – удивился Макс, будто не сам приглашал. Нет, ну идиот! Я с отвращением отвернулся.

– Конечно, ты только мороженое не забудь. Шоколадное… хотя любое пойдет, – мягко уточнила девушка, ища глазами, куда положить две большущие коробки, от которых волнами расходился потрясающий аромат запеченного сыра.

Макс кивнул и поднялся, собираясь уходить. Его явно очень задело, что Люда не дала заплатить. Она тоже чувствовала, что гостю уже давно пора, а может, и нечто другое, не знаю. Только Людмила молча встала с дивана, чтобы его проводить.

Макс, нахмурившись, посмотрел на меня, поцеловал хозяйку в щеку и ушел.

Ага, он думал, мне с ней легко! Я с довольным стоном потянулся, наблюдая, как суетится Люда, возясь с пиццей. Через минуту она куда-то исчезла и появилась передо мной уже в белом махровом халатике с большой тарелкой, полной горячей еды.

– Смотри, золотко, это будет твое личное блюдо. Обожаю посуду с новогодними картинками, – пояснила девушка, устраивая тарелку на паркете перед моим носом.

Я пригляделся. Из-под куска пиццы на красном фоне весело торчали ноги Деда Мороза в высоких сапогах, каемка тарелки была сложена из елок, украшенных разноцветными шариками, связанными между собой разноцветным серпантином. Так, а теперь еще слюнявчик с рюшками на шею, пожалуйста. Хотелось улыбнуться, но я привычно заворчал про себя, скрывая смущение: «А специй-то сколько! На год нюха лишусь!».

Да, меня волновало ее отношение. Куда легче реагировать на равнодушие, это привычно и легко, а вот что делать с искренней заботой?

– Малыш, ты поешь, а я пока в душ, – потрепала меня по голове девушка.

Я слопал предложенное и в ожидании хозяйки улегся на новом одеяле.

Наконец она появилась из ванны, благоухая шампунем, в тонкой голубой ночной рубашке с ленточками-бретельками и разрезом до бедра. Склонившись надо мной, ласково спросила:

– Малыш, наелся? Пойдем, покажу, где для тебя приготовлена вода.

Я пошел за ней, пряча глаза, которые так и норовили…

Да и девушка не помогала. Предложив воды, она прижала мою голову к себе и, печально вздохнув, прошептала:

– Эх, малыш, если бы ты понимал…

Я вырвался, не представляя, какое еще испытание на прочность она мне устроит.

Вернувшись в комнату, Люда включила телевизор, пощелкала пультом, нашла какой-то фильм о войне и позвала меня, хлопнув рукой по дивану:

– Лапочка, иди сюда! Как хорошо, что ты здесь. Мне иногда выть хочется от того, что никого рядом нет.

Я понимал, что она скорее разговаривает сама с собой, чем с псом, но от этого легче не стало.

Столь пристальное созерцание чьего-то одиночества, притом знакомого до боли человека, выносить куда тяжелей, чем все телесные искушения. Хотелось обнять, прижать ее к себе, согреть, чтобы навсегда изгнать горечь из ее голоса. Я влез на диван. Девушка, обхватив руками, нежно обняла мою шею и прижала свою голову к моей.