Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Игорь Дмитриевич! – И мужчина, отойдя метров на пять правее, стал спускаться в обрыв. Галя подошла к краю обрыва и заглянула вниз. Игорь что-то разглядывал внизу гораздо правее тела бедного Ивана Андреевича. К нему как раз подошел седовласый мужчина. Они пожали друг другу руки, мужчина показывал рукой на скос обрыва, где, по его мнению, катился Иван Андреевич. Игорь согласно кивнул головой. Они стали медленно подниматься наверх. Поднявшись, они подошли к Гале.
– Познакомься, Стас, это Галя, моя жена. Галочка, а это Стас – мой коллега.
– Жена? – удивленно спросил Стас. – Вчера ты вроде был холостым.
– Вчера был холостым, а сегодня женат, – с улыбкой ответил Игорь и нежно посмотрел на Галю. Галя стояла испуганная, сжавшаяся, какая-то маленькая и жалкая. Хотя Галя имела юридическое образование, ни разу в жизни она не имела дела с криминалом, ее занятия были чисто мирными. Стас взял Игоря под локоть и отвел в сторону. Некоторое время они тихо разговаривали, затем Стас подошел к, все еще, сидящей под забором, старушке.
– Извините, как вас зовут?
– Баба Клава.
– А полностью как Ваше имя.
– Клавдия Степановна. Коровина Клавдия Степановна.
– Клавдия Степановна, пожалуйста, пройдите к машине. Расскажите, как вы обнаружили труп, когда это произошло, ну, в общем все, что вы знаете об этом деле. Он подал руку бабе Клаве и легко поставил ее на ноги. Баба Клава потрусила к машине и все приговаривала:
– Хорошо, милок, хорошо. Я все расскажу, все. Хорошо, хорошо. Я завсегда расскажу. – Стас пошел за ней следом. Около машины стоял молодой парень в джинсах и белой футболке. Стас что-то сказал ему, и парень послушно открыл дверь автомобиля и помог старушке сесть на пассажирское сиденье рядом с водительским. Затем обошел машину и сел на водительское место. Галя видела, как он взял с заднего сиденья папку, раскрыл ее, вытащил белые листочки, снова закрыл папку, положил на нее эти листочки, папку в свою очередь положил на руль и повернулся к бабе Клаве. О чем они говорили, Галя не слышала. Она никак не могла успокоиться. Игорь обнял Галю за плечи, легонько прижал к себе.
– Успокойся, родная. Это реальность и с ней надо мириться. Тебе, конечно, трудно с этим смириться, но что делать? – Галя посмотрела на него снизу вверх и легонько кивнула головой. Игорь отпустил ее.
– Постой тут, пожалуйста. Не подходи к краю, а то чего доброго от вида тела у тебя закружится голова, и не дай бог упадешь. – Игорь подошел к группе работников милиции.
– Ну что скажешь, Стас?
– Ну что скажу. Несчастный случай. Однозначно. Он выпивал?
– Да я его не знал, ни разу даже не видел. Пойдем, спросим у Галины. Она его знала всю свою жизнь. – И они подошли к Гале.
– Галя, скажи, пожалуйста, Иван Андреевич выпивал?
– Я ни разу не видела его пьяным. И мои родные никогда не говорили, что он пил или даже чуть-чуть выпивал. Тем более, видимо он шел на рыбалку, ведь с ним была удочка. Как он мог пойти на рыбалку пьяным. Да ведь и на дворе утро. Нет, нет, Иван Андреевич и пьянство – не вяжется. Нет. – Твердо сказала Галя.
– Тогда не понятно, как его угораздило свалиться с обрыва? Ведь до края приличное расстояние. Возможно, его что-то привлекло в обрыве. Может, там кто-то кричал или какие-то другие звуки привлекли его внимание.
Над краем обрыва показалась голова одного из санитаров, затем носилки с закрытым с головой телом и второй санитар. Уносили Ивана Андреевича. На глаза Гали навернулись слезы.
– Игорь, почему я такая слабая, не могу видеть таких вещей. Тогда в институте во время практики всякое бывало, и ничего. А что же со мной сейчас делается?
– Ну, во-первых, прошло много лет, ты отвыкла. Во-вторых, Иван Андреевич тебе близкий человек, ты выросла на его глазах, ваши семьи близко дружили. У тебя к нему дочерние чувства. Вот и все просто объясняется.
– Да, наверное, все именно так. – Санитары погрузили носилки в машину, хлопнули дверцы и “неотложка” развернувшись, унеслась. Опера медленно, один за другим, погрузились в свою машину. Заработал мотор, и эта машина двинулась с места. Стас вытянул руку в открытое окно машины и, не глядя, помахал.
– Давай! – крикнул Игорь. Все стихло. Только баба Клава стояла, прижавшись к забору, и тихонько поскуливала.
– Вот ведь жизнь человеческая, раз и нет человека. Да такая страшная смерть. Не приведи, Господи. Я шла за молоком с утра, а он ворота свои чинил, молотком стучал. Теперь отстучался. Я спрашиваю, что, мол, сын не починит. А он отвечает, что некогда ему, занят очень.
– Ой, Игорь, а как же родные его. Ведь как-то надо сообщить. О Господи, как же сделать-то это?
– В доме у него, наверное, есть координаты родных. Ну, да Стас найдет, все сделает. У него что, один сын?
– Нет, дочка есть еще, Полина. Она в Санкт-Петербурге живет. Пойдем к нему в дом, там все найдется, я думаю. Только если дом закрыт…
– О чем ты говоришь, Галка? Какой замок. Мы же были у него, дверь не заперта. Пошли. Баба Клава, извините, я не знаю Вашего отчества, пойдемте, мы проводим Вас до дома.
– Какое, милок, очество, баба Клава и все. Мне уже 88 годков, меня все тут бабой Клавой кличут. – Игорь подошел к старушке, взял под локоть и осторожно повел по тропиночке. Гале он протянул свободную руку.
Проводив старушку до дома, молодые люди направились к дому Ивана Андреевича. Войдя через калитку во двор, они остановились. Участок Ивана Андреевича резко отличался от участка Галиных родных. Он был гораздо меньшего размера. И каждый кусочек земли использовался под посадку. Небольшой кусочек перед домом был приспособлен под дворик, остальное все было засажено. Повсюду были грядки. Все зеленело еще небольшими побегами, и пока невозможно было сразу определить, где что посажено. Но все было ухожено с любовью и тщательно. Домик был небольшим по сравнению с Галиным домом. Но и за домом Иван Андреевич тщательно следил. Дом был, как игрушка. Чистенький, аккуратненький, казалось, только что, вымытый, он излучал доброту, тепло. Вокруг домика, как и у Гали, была посажена сирень, которая так же буйно расцветала. Вдоль забора росли кусты вишни, сливы, смородины и крыжовника. За углом виднелись яблони на стадии отцветения.
– Да, хорошим хозяином был Иван Андреевич, – с грустью проговорил