Но он хотел мести, и ничто иное, особенно такая тривиальная вещь, какблагоразумие, не имело значения.

Катра придвинулась ближе и разорвала его рубашку, открыв рваные раны на груди.Он начал было отталкивать Кэт, но в руках у нее появилась тряпка, смоченная вхолодной воде, чтобы очистить раны. Ее доброта все равно казалась емубессмысленной, учитывая ее гены. К тому же он не привык, чтобы кто-то помогалему. Все, кого он знал, отвернулись от него и оставили страдать.

Люди не бывают добрыми, он это знал. Доброта проявляется только в том случае,если акт милосердия может принести им выгоду.

- Почему ты мне помогаешь?

Она бросила на него уничтожающий взгляд.

- Кто сказал, что я помогаю тебе?

Он вздернул бровь, многозначительно взглянув на её руку, вытирающую кровь.

Прежде чем ответить, она прочистила горло.

-Мне не нравится смотреть, как избивают людей, ясно?

- И почему же я этому не верю? А, постой, я знаю. Потому, что ты дочь самойбольшой стервы, которая когда-либо жила. Которая всю жизнь причиняет боль тем,кто встречается на ее пути.

- Ты можешь прекратить говорить об этом? – процедила Кэт сквозь зубы.

Как будто это могло его остановить.

- Она стерва.

- Не это, другую часть. Но лучше прекрати говорить и то, и другое, или мнепридется посыпать эту рану солью.

- Почему? Разве ты не гордишься мамочкой?

Зеленые глаза Кэт встретились с его горящими глазами.

- Я люблю свою мать всеми фибрами души, и я могу убить или умереть за неё.Поэтому прекрати говорить о ней так, или я тебя убью!

Син замер, его посетила очень страшная мысль. Если Катра была дочерью Артемиды…

Он помнил, как Артемида толкнула его к своей кровати, когда в голове у него былтуман от пойла. Она разорвала его одежду и опрокинула на матрас.

Артемиду считали девственницей.

Сина охватило ужасное чувство.

- О черт, ты моя дочь, да?

Кэт скривилась, как будто это была самая отвратительная мысль, которую толькоможно представить.

- Не льсти себе. Твои гены не могли породить меня.

Ладно. Она была красивой и высокой, выше Артемиды – это она легко моглаунаследовать от него. Её кожа была темнее. Желудок Сина сжался.

- Тогда кто же твой отец, если не я?

- Это точно не твое дело.

- Это я, верно?

Она закатила глаза, затем пальцами соединила края раны.

- Мужчины и их эго! Поверь мне. Моя мать не захотела бы лечь с тобой в постель,даже если бы ты весь был облит шоколадной карамелью.

Так, а вот это действительно его задело.

- Прошу прощения? Хочу, чтобы ты знала: я чертовски хорош в постели. Мои навыкинепревзойденны. Я был не только богом Луны. Я был шумерским богом плодородия.Ты ведь знаешь, что это означает?

- Ты сильно завидуешь пенисам других богов плодородия?

Он оттолкнул её руки и попытался встать, но снова упал.

- Не волнуйся, я не скажу другим богам о твоей маленькой проблеме с пенисом.

Она приводила его в смятение.

- Ты дочь своей матери.

- И я сказала тебе, чтобы ты перестал это говорить.

- Почему?

- Потому что никто не должен обо мне знать.

Он засмеялся, услышав злость в ее голосе.

- Они что, слепые? Ты выглядишь в точности как она.

- Нет. Я больше похожа на отца. У меня только глаза матери. Ты и сам этозаметил.

Неудивительно.

- У тебя её голос.

Кэт нахмурилась.

- Правда?

- Да, акцент отличается, но интонация та же. Ты говоришь прямо как она.

Кэт встала на ноги и отошла от него, пораженная его открытием. Син был оченьнаблюдателен. И этим отличался от других. Опять же, в большинстве своем люди небыли так внимательны; Кэт задумалась, заметил ли кто-нибудь еще сходствоголосов. Если кто-то и заметил, то был достаточно благоразумен, чтобы хранитьсвои догадки при себе.

- Спасибо за помощь, – сказал Син, указывая на зажившую грудь, а затемвосстановил рубашку с помощью своих сил. Он попытался перенестись из ее дома,но обнаружил, что не может.

- Что за…?

В ответ на его злобный взгляд Кэт лишь пожала плечами.

- Тебе придется остаться здесь.

- Дерьмо, - вырвалось у него.

- Нет, только не здесь, - сказала Кэт, указывая на чистый пол. Затем онаприжала к груди сломанную руку. – Если ты покинешь это место – ты мертвец.Поверь мне. Как только ты произнес то, что запрещено, и моя мать вызвалаРазрушителя, чтобы уничтожить тебя, был подписан твой смертный приговор.

Син прямо-таки источал ярость.

- Я не буду заложником. Ты поняла?

Его праведное негодование вызвало у нее усмешку.

- Отлично. И это я слышу от человека, который вырубил меня и спеленал, какмумию. Что, по твоему, это было?

- Это другое.

- Да, только потому, что я была жертвой. Хотя подожди, ты прав. Я делаю это длятвоей защиты, а ты так поступил, чтобы убить меня. Может, я должна позволитьтебе уйти? И поделом тебе.

- Тогда почему ты не делаешь этого?

Прежде чем ответить, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Злостью ничегоне достигнешь - она знала это. Гнев втравил ее мать в такие переделки, что невыручила бы и команда рэйнджеров.

- Потому что я хочу знать правду о том, что случилось в ту ночь, когда тыворвался на Олимп. Артемида сказала, что ты пытался её изнасиловать.

Он издал такой звук, как будто прикоснуться к Артемиде – худшая вещь, которуютолько можно вообразить.

- А что думаешь ты?

- Я не знаю. Не заметила в тебе ни одного морального принципа. Может, онаправа.

Он подошел и встал перед ней. Его глаза сверкнули золотом на свету, когда он сотвращением посмотрел на нее.

- Поверь, малышка. Мне никогда не требовалось принуждать женщину. Но давайпредставим, например, что все было так. Ты что думаешь, я настолько глуп, чтобыпопытаться сделать это на Олимпе, под носом у других богов?

В его словах был смысл, но Кэт не собиралась показывать, что признает это.

- Ты самонадеянный. Ты мог это сделать.

- Да, - низким и зловещим тоном произнес Син, - самонадеянный, но не тупой.