Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И?
— Это дело слишком опасно, Фэй, — повторяет, как попугай, папа, выстукивая ручкой по столу и отчеканивая этим каждое последующее слово: — Ты это знаешь. Я это знаю. Точка.
Иногда мне кажется, что для папы я навсегда останусь его маленькой девочкой, играющей в куклы в саду. Только детка уже выросла, и он бы обязательно это заметил, если бы высовывал нос из своих бумаг почаще.
— Фэй.
— Да, Бэн, так меня зовут. А теперь я хочу услышать настоящую причину отказа.
Я непреклонна. Упрямство досталось мне от мамы. Оно — моя сильная и слабая сторона одновременно. Порой непреклонность граничит во мне с дуростью, однако я точно уверена, что не в этот раз. От меня что-то скрывают. И как дочь первоклассного детектива, я должна выяснить, что именно.
— Тео Аваро убит при Светлом Дворе, — нехотя раскрывает карту за картой отец. — И вынужден тебе напомнить, что в этой комнате есть человек. Это я. Люди не могут переходить через Разломы и Тропы даже, если на кону риск войны. Тебе об этом прекрасно известно.
А вот это уже интересно! Неужели кто-то хочет развязать войну между Дворами, убив одного из принцев? Они близнецы. Их запросто могли перепутать.
— Я не человек, — заговорщически улыбаюсь. — Полукровкам разрешено посещать волшебные земли при сопровождении ответственного за него чистого.
— Ты не пойдёшь. Здесь нечего обсуждать.
— Потрясающий контраргумент! Ты точно мой папа, а не рептилоид в его обличье? Ведь мой отец привёл бы более разумный довод и уж точно не отказал бы в конструктивном диалоге.
— Фэй, дочка, ты никогда не была на той стороне. Или тебе напомнить, как могут быть жестоки фэйри, если дело касается власти? Принц мёртв, и он вряд ли поскользнулся в бассейне.
— Я в состоянии за себя постоять.
Папа приподнимает брови, и мне приходиться ретироваться.
— Ладно, физически нет, но словесно…
— Также ловко, как ты общалась с его высочеством чуть ранее? — Я открываю в изумлении рот, но отец не даёт вставить и слова. Он всё слышал. — Проглотила язык. И это не зазорно, милая. Только как ты будешь расследовать убийство, когда все фэйри вокруг окажутся на голову выше тех, кто встречался в городе? Этим должен заниматься тот, кто им ровня. Не мы. К тому же сейчас сезон прибытия беженцев. Я нужен им, а мёртвому принцу моя помощь уже не требуется. Его брат дал время подумать, хотя здесь нечего обсуждать: мы им откажем.
Папа складывает руки на груди. Этот жест всегда означает одно: разговор действительно окончен. На душе свербит от того, что, возможно, он прав. Впервые за долгие годы мне не чем его крыть. Я дерзкая, когда дело касается чистокровки, приставшего ко мне в баре. Смогу ли быть такой же в Волшебном мире? Уверенности нет. Местные земли и вовсе белый лист для меня. Будто я добровольно собираюсь прыгать в тёмную воду, не умея плавать, в надежде на прожитый опыт и стремление выбраться. Безумие и отвага. Всё же…
Навязчивая мысль не покидает: иногда люди учатся в моменте, когда на кону стоит всё. А человеческого во мне половина! Готова ли я рискнуть, чтобы понять, буду ли тем, кто утонет, или тем, кто выживет?
— Я не хотел тебя расстраивать, дочка, — нежно произносит папа. Он тянется к рамке с фотографией и поворачивает ко мне. — Твоя мама не хотела бы, чтобы ты ввязывалась в это.
Что-то в голове щёлкает как переключатель, но свет не загорается. Лишь электрическая искра пронзает тьму.
— Почему ты вспомнил о ней?
Пытаюсь на ощупь понять, что за странное чувство пробудили его слова. Тянусь к нему, а оно постоянно ускользает, как солнечный зайчик, сколько бы не старалась поймать.
Папа прокашливается и разворачивает рамку обратно.
— Потому что, будь она здесь, то сказала бы тебе тоже самое.
Отец не любит вспоминать о маме. В последний раз мы говорили о ней, когда он вышел из затяжной депрессии спустя два года после её смерти. С того момента имя Элеонор лишь выстраивало между нами стену.
— Ты ошибаешься, — шепчу я, чем вызываю смятение в его глазах. — Мама никогда бы так не сказала. Он хваталась за любую возможность, которая могла помочь нам заработать и развить агентство. И если бы она была сейчас жива… — Папино лицо искажается болью. Я не хочу, чтобы он страдал, но усталость от наложенного на Элеонор вето молчания берёт верх. — Если бы мама была жива, то она бы уже собирала вещи, чтобы отправиться расследовать это громкое дело, а потом бы ещё написала об этом книгу! И уж точно не прятала бы хвост под юбку перед трудностями.
Встаю, отодвигая кресло, с непривычным грохотом. Смотреть на папу невыносимо, поэтому я опускаю взгляд в пол и направляюсь к выходу.
— Мне нужно успеть в отдел Равновесия, чтобы отметиться, — бросаю я, не оборачиваясь. — Если меня лишат пособия, то мисс Рэтжински выкинет нас на улицу.
Отец молчит, и я закрываю дверь кабинета снаружи. Передний карман шорт вибрирует. Прислоняюсь спиной к косяку, достаю смартфон и вижу кучу сообщений от Келл, которой не терпится всё узнать. Ох, подруга, тебя ждёт разочарование.
Веки с тяжестью опускаются. Слышу, как включается радио. Милый голос ведущей вещает, что жара скоро спадёт и начнётся сезон гроз, вызванный сменой циклона. Как же она ошибается! Ураган пришёл раньше, чем мы могли подумать.
Я отлипаю от двери и иду по коридору к выходу в город. Мне действительно нужно успеть отчитаться в отделе, пока они ещё не закрылись. Подойдя к зеркалу, я поправляю растрёпанную косу и прячу покрасневшие глаза под кепку. В отражении на меня смотрит уставшая девушка, которая только что поругалась с отцом, и понятия не имеет, как всё вернуть обратно. Взгляд падает на кулон в виде двух окружностей, висящий на шее. Я зажимаю металл между пальцами, будто он может дать ответы на все вопросы, и через мгновение заправляю его обратно под футболку.
Перед тем, как взять рюкзак и выйти в мир, я отправляю Келли короткое сообщение из двух слов:
Код «красный».
Глава 6 Млечный путь
Тихий вздох и томный стон, Не тревожьте детский сон. Пусть улыбок легкий ройСторожит ночной покой. Уильям Блейк, «Колыбельная песня»
Захожу в нашу квартиру и тут же натыкаюсь на толстый конверт, лежащий на полу. С раздражённым рыком я со всей