гнев душит их в стенах моего тела. Когда речь заходит о ней, для других чувств уже не остается места.

Что бы это ни было, эта странная, глупая, бесполезная дружба, которая у нас была, с ней покончено.

Я больше никогда не хочу ее видеть.

ГЛАВА 7

Сикстайн, 10 лет

Неделя после несчастного случая

Неделя после несчастного случая

Если не считать приступов плача, когда я смотрю на фотографии Астора, то все остальное время похорон я провожу, уставившись на затылок Феникса.

Я не видела его и не слышала о нем с тех пор, как оставила его в доме на дереве. С момента несчастного случая.

Сначала я давала ему пространство, в котором нуждалась сама. Я переваривала факт смерти Астора и одновременно тонула под грузом вины и мыслей «а что если».

Что, если бы я не упала с велосипеда и не отстала от него?

Что, если бы я догнала его и сказала, чтобы он подождал, прежде чем пересекать дорогу?

Что, если бы он услышал, как я зову его по имени, и остановился?

Что, если бы я смогла его спасти?

Я также не знала, как встретиться с Фениксом, зная, что он наверняка будет в чем-то меня винить. Я боялась встретиться с ним, боялась посмотреть правде в глаза, потому что меньше всего мне хотелось, чтобы он меня ненавидел.

Поэтому первые несколько дней я держалась в стороне, а мои родители ходили к нему домой одни, чтобы выразить свои соболезнования. Но в конце концов мама напомнила мне, что он мой лучший друг и нуждается во мне.

И что он никогда меня не возненавидит.

Я пыталась позвонить, но он не брал трубку. Я пыталась зайти к нему, но его домработница говорила, что он занят или в отъезде. Я была уверена, что он игнорирует меня, но не хотела делать из мухи слона.

Он потерял брата, и я должна была поддержать его во всем, в чем он нуждался, — так говорила моя мама. Так что я ждала, когда он сам захочет общения.

Но он не хотел.

Мы не виделись дольше всех с тех пор, как познакомились, и я скучала по нему. Я все надеялась, что он заберется на дерево, примыкающее к моему балкону, и проберется в мою комнату, чтобы поболтать, как он делал это в прошлом, но стук в окно так и не раздавался.

Теперь я могу видеть его затылок, прямую линию его маленьких плеч в костюме, наклон его носа, когда он поворачивается к гробу, — это первый взгляд на него, и я жадно впитываю его.

По обе стороны от него его мама в состоянии полной депрессии, а отец — жестокий и отстраненный. Ни один из них не делает ничего, чтобы утешить его.

Мне хочется встать рядом с ним и взять его за руку.

Слезы катятся по моим щекам, когда произносятся слова обряда отпевания и Феникс подходит, чтобы положить цветок на гроб Астора.

Когда он поворачивается, я мельком вижу его лицо. Он выглядит мрачным и более серьезным, чем я когда-либо видела его. Исчезло юношеское выражение лица, кажется, он постарел за одну ночь.

Когда церемония подходит к концу, члены семьи улучают момент, прежде чем гроб Астора опускают в землю. Его похоронят на территории родового дома, неподалеку от домика на дереве, где мы играли каждый день.

Его мама бросается к гробу, рыдая, и несколько женщин помогают ей дойти до дома. Остальные, естественно, следуют за ними, оставляя позади только Феникса, Роуга и Риса.

Он не двигается с места, где стоял во время церемонии, засунув руки в карманы костюма, и смотрит на гроб. Его друзья молча наблюдают за ним, прислонившись к ближайшему дереву и держась подальше от него.

Я не хочу говорить с ним в их присутствии, но что-то подсказывает мне, что они так просто не оставят его в покое. Когда я прохожу мимо, Рис кивает мне подбородком, и я нервно машу ему в ответ.

Не знаю, почему я волнуюсь, но по позвоночнику пробегает дрожь, которая говорит о том, что в воздухе витает что-то нестабильное.

Я уверена, что Феникс слышит, как я подхожу к нему, и, должно быть, он распознает мои движения, как я распознаю его, но он не оборачивается.

— Феникс.

Он поворачивает лицо, его глаза смотрят на меня через плечо, и дрожь, щекочущая мой позвоночник, превращается в ледяную полосу страха вокруг моего сердца.

Потому что я никогда раньше не видела такого взгляда в его глазах. На самом деле, я вообще никогда не видела его лицо таким. Его взгляд злобен, он пронзает меня насквозь, едва взглянув.

Он больше не похож на того мальчика, которого я знаю, и я в шоке от его злобного взгляда.

— Феникс…, — пытаюсь я снова.

— Какого черта ты здесь делаешь? — он требует, его голос резок.

— Что ты имеешь в виду? Ты думал, я пропущу похороны Астора? — спрашиваю я в замешательстве.

Его челюсть сжимается, когда он поворачивается.

— Я знаю, что ты не пропустила бы, — говорит он с беззлобным смешком. — Почему ты говоришь со мной?

Меня ранит его тон и смущает его ошибочный гнев.

— Я… почему бы мне не поговорить с тобой?

Он подходит ко мне и толкает меня на землю. Я приземляюсь на задницу и, резко вскрикнув, смягчаю свое падение ладонями.

Я слышу, как кто-то делает пару шагов в мою сторону, и замираю, когда Феникс говорит:

— Не лезь в это, Роуг.

— Мне жаль, — начинаю я, и слезы снова наворачиваются на глаза. — Мне так жаль…

— Я ненавижу тебя.

Он обрывает меня и произносит эти слова самым ледяным тоном, который я когда-либо слышала. В них нет ни тепла, ни эмоций, как будто он говорит с кем-то, кого действительно ненавидит.

Но я не просто кто-то, я его друг. Один из его лучших друзей, которого он видел почти каждый день в течение последнего года.

Осознание того, что мама была неправа и он действительно винит меня в смерти Астора, оседает в моем желудке, как тяжесть.

— Пожалуйста, Никс, — говорю я между всхлипами. Не знаю, о чем именно я умоляю, но я буду умолять, если это означает, что он простит меня.

— Я больше никогда не хочу тебя видеть, — выплевывает он, а затем повторяет с излишним акцентом. — Я тебя ненавижу.

Теперь моя очередь повторять.

— Мне жаль, я тоже любила его…

Он двигается так быстро, что я вздрагиваю и